Особенно,... 
10 
— Он наверху у помощника комиссара, констебль, — сказала Доротея. — Он передал, чтобы вы сразу поднимались. Ой, а вы знаете, что у вас на брюках подшивка оторвалась?
— Да? Черт! — расстроилась Барбара.
— У меня есть иголка, дать?
— Времени нет. А булавки не найдется?
Доротея направилась к столу. Барбара не очень-то рассчитывала, что у секретаря может быть с собой булавка. Странно уже и то, что у нее, всегда безукоризненно одетой, имелась иголка с ниткой.
— К сожалению, булавки нет, констебль, — сказала Доротея. — Зато есть вот это.
Она взяла в руку степлер.
— Сойдет, — кивнула Барбара. — Только быстро, я опаздываю.
— Знаю. У вас пуговицы на манжете нет, — заметила Доротея. — И на спине… констебль, у вас на спине… Что это? Комок пыли?
— О черт, черт! — вновь не сдержалась Барбара. — Ладно. Придется ему принимать меня такой, какая есть.
Все равно на горячий прием рассчитывать не приходится, рассуждала сама с собой Барбара, переходя в другой корпус и направляясь к лифту, который должен будет отвезти ее на этаж, где находится кабинет Хильера. Последние четыре года он только и ждал возможности уволить ее, и лишь заступничество других сотрудников мешало ему осуществить это намерение.
Секретарь Хильера Джуди Макинтош велела Барбаре идти прямо в кабинет. Сэр Дэвид, говорила она, ждет. Давно уже ждет, вместе с исполняющим обязанности суперинтенданта Линли, добавила она. С неискренней улыбкой Джуди указала кивком головы на дверь.
А в кабинете Хильер и Линли заканчивали разговор по громкой связи с человеком, который говорил о «стягивании сил для ограничения ущерба» в тот момент, когда Барбара появилась в дверях.
— Тогда, полагаю, нам не обойтись без пресс-конференции, — сказал Хильер. — И как можно скорее, в противном случае мы будем выглядеть так, будто всего лишь хотим ублажить Флит-стрит. Когда вы сможете организовать ее?
— Мы займемся этим немедленно. Вы намерены принять в ней участие?
— Самое непосредственное. И у меня есть на примете еще один сотрудник.
— Отлично. До связи, Дэвид.
«Дэвид» и «ограничение ущерба». Лексика, свойственная клоунам из отдела по связям с общественностью, рассудила Барбара.
Хильер завершил разговор.
— Что ж, — сказал он, оборачиваясь к Линли, и в этот момент заметил Барбару, стоящую у самой двери. — Где вас черти носили, констебль?
«Ну вот, последний шанс угодить Хильеру растаял, будто и не бывало», — печально констатировала Барбара. Заметив краем глаза, что Линли развернулся на стуле в ее сторону, она сказала:
— Прошу прощения, сэр. Пробки были смертельные.
— Жизнь вообще смертельна, — ядовито произнес Хильер, — Что не означает, что все мы должны перестать жить.
«Знает ли он вообще, что такое логика?» — подумала Барбара. Она взглянула на Линли, который в качестве предупреждения на полдюйма приподнял указательный палец.
— Да, сэр, — заставила себя сдержаться Барбара и присоединилась к двум старшим офицерам, которые сидели за большим столом для совещаний. Она выдвинула стул и скользнула на него, стараясь совершать минимум движений и производить минимум шума.
На столе — сразу обратила она внимание — были разложены четыре ряда фотоснимков, запечатлевшие четыре тела — по одному ряду на каждое. Не поднимаясь с места, Барбара разглядела, что все тела — это юноши, которые лежат на спине со сложенными на груди руками, на манер надгробных статуй. Подростков можно было бы принять за спящих, если бы не синеватые лица и ожерелье странгуляционной борозды.
Барбара поджала губы.
— Черт возьми! — воскликнула она. — Когда их…
— На протяжении последних трех месяцев, — ответил Хильер.
— Трех месяцев? Но почему же тогда никто… — Она переводила взгляд с Хильера на Линли. Линли сидел с выражением крайней озабоченности на лице; Хильер же, мастер интриги и политических игр, выглядел всего лишь сосредоточенным. — Я ни слова об этом не слышала. И не читала в газетах. И не видела ничего похожего по телевизору. Четыре смерти. Один и тот же модус операнди.[1] Все жертвы примерно одних лет. Все — мужского пола…
— Попрошу вас не впадать в истерику. А то мне показалось, что я слушаю выпуск новостей на кабельном телевидении, — перебил ее Хильер.
Линли шевельнулся на стуле и обменялся с Барбарой взглядами. Его карие глаза говорили, что лучше ей воздержаться и не произносить вслух, что она думает, по крайней мере до тех пор, пока они не останутся вдвоем.
10 
