ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  87  

Е.П.: Я сейчас — не тогда, конечно, когда тоже не очень много знал, а сейчас, уже зная все, — я ответил бы легче и, может быть, до драки не дошло бы. Я сказал бы: «А, ты имеешь в виду, чтобы я сотрудничал с Шолоховым и Фадеевым, а не с журналом “Юность”?» А вообще сейчас у нас завелся очень серьезный разговор.

А.К.: О подаксеновиках и антиподаксеновиках? То есть об отношениях между теми, кто сотрудничал с официальной властью, и теми, кто сам был властью — но неофициальной, андеграундной эстетической властью…

Е.П.: Ну, властью их трудно назвать.

А.К.: Нет, не трудно, они были властителями дум, точнее, вкусов значительной части поколения.

Е.П.: Ты знаешь, может, потому мы с тобой стали подаксеновиками и остаемся ими, что у нас провинциальное происхождение. Когда я уже перебрался в Москву, нет, в Подмосковье сначала, у нас бывали интересные разговоры на эту тему с перебравшимся еще раньше в Москву моим другом и земляком Львом Тараном, писавшим под псевдонимом Александр Лещёв, и с Александром Величанским, замечательным поэтом, москвичом. Саша говорил так: «Ребята вы толковые, но я не понимаю, как вы можете любить стихи Евтушенко и Вознесенского, это чушь вообще, но я к вам снисходителен, потому что понимаю — товарищи из глубинки…» Так вот, я теперь думаю, что для всех нас, провинциалов, огромнейшее значение имело творчество шестидесятников, потому что оно было распечатано официально, а другого нам и взять было негде. И Аксенова как прозаика и как яркую личность мы узнали из официальных публикаций, включая газетные отголоски хрущевского погрома. И никого из той компании молодых блестящих шестидесятников нам и в голову не могло прийти упрекать в сотрудничестве с коммунистами, хотя коммунистов мы сильно не любили. Мы понимали или чувствовали, что тогда надо упрекать и Солженицына: зачем он «Один день Ивана Денисовича» в официальном «Новом мире» опубликовал…

А.К.: А самые твердокаменные его и упрекали. И ставили ему в пример, естественно, Шаламова — и пишет, мол, честнее, и ведет себя непримиримее…

Е.П.: Совершенно верно, так было. И это абсолютно не означает, что Шаламов поэтому великий писатель. Это другой вопрос — кто великий, а кто не совсем, это прямо не связано с тем, сотрудничает он с властью или нет. Я уважаю безмерно Дмитрия Александровича Пригова покойного и Льва Рубинштейна, это настоящие крупные писатели, и я их за это уважаю, а не за то, какие у них отношения были с официальными советскими изданиями и сотрудничали они с властью или нет.

А.К.: Ты очень правильную вещь сказал насчет нашего провинциального происхождения. Там и есть наши корни как подаксеновиков. Когда журнал «Юность» пошел по стране, он шел как сеялка, шел и сеял подаксеновиков, из обычных провинциальных молодых людей вырастали подаксеновики.

Е.П.: А потом «Новый мир» пошел по стране и сеял Солженицыных?

А.К.: Ну, не Солженицыных, подсолженицыных, что ли… «Детей “Архипелага”». И мы из этой страны взошли, и я, и ты, и еще многие. А Лева Рубинштейн или Дмитрий Александрович Пригов и большая часть столичной интеллигенции, как бы «испорченной» столичной информированностью и относительной — относительно провинции — свободой, росли на другой почве. Тут семена, посеянные «Юностью», не всходили так буйно, как у нас, в глуши нашей… Тут всегда были сведущие люди, с изощренными эстетическими требованиями, совершенно не соотносимыми с возможностями официальной публикации и тому подобным.

Е.П.: Нет, как-то ты неясно говоришь, логики нет. Здесь было больше информации — так и хорошо, значит, здесь была почва более, как бы сказать, унавоженная, здесь бы и быть всходам «Юности», подаксеновикам…

А.К.: Нет, почва-то «унавоженная», она ведь порождает и снобизм, известный столичный снобизм… «Аксенов?.. Кто это? Это тот, которого я видел вчера, это он в “Юности” печатается? Подумаешь…» Я это уже в те времена слышал нередко.

Е.П.: «Это который продался официозу, официальной эстетике — вот и машина у него…»

А.К.: Именно так. «И вот его я должен считать выдающимся писателем, в то время, как я уже читал Добычина?»

Е.П.: Ну, Добычина в то время еще мало кто читал…

А.К.: Ну, не знаю, ну, Хармса, допустим…

Е.П.: Или «Вехи». «Как, вы не читали “Вехи”?! Ну тогда, конечно, читайте своего Аксенова. Вы и Мережковского, небось, не читали…»

  87