96 
— Это не его вина, — робко возразил Генрих. — Во всем виноват я. Простите меня, мадам, не сердитесь. Не могу переносить ваше недовольство.
Диана вздернула подбородок, тотчас приняла достойный и властный вид и заявила Монморанси:
— Вы плохо служили королю и опозорили его друзей. Не попадайтесь мне на пути, месье, не говорите мне ни слова, я вас все равно не услышу.
Монморанси, разгневанный, но прикусивший язык, посмотрел на короля в поисках защиты. Тот отвел глаза и кивнул коннетаблю, приказывая удалиться.
Над квадратной челюстью Монморанси заходили желваки, но он был воспитанным человеком, умеющим держать себя в руках. Он быстро ушел.
Я неподвижно стояла в коридоре. Заметив меня, Монморанси вздрогнул, но я приложила палец к губам. Он мог предупредить Генриха, однако все еще злился на Диану и, возможно, надеялся, что она сболтнет что-нибудь и распалит мою ненависть. Монморанси отправился дальше, оставив меня подслушивать.
Когда он удалился, Диана первой подала голос, оскорбленный и неуверенный.
— Вы ее любите?
На лице Генриха появилось то же выражение, какое я увидела, когда он впервые признался в своей любви к Диане.
— Нет, — прошептал он. — Конечно же, нет. Это был просто… зов плоти, ничего более. И мне стыдно. Я надеялся покончить с этим, прежде чем причиню кому-то боль. Прежде чем обижу вас. Но сейчас я могу лишь просить у вас прощения.
Диана холодно глядела на короля.
— Не у меня, сир, надо просить прощения, а у ваших дорогих друзей де Гизов и у маленькой Марии.
Король помолчал и ответил:
— Обещайте, что ничего не скажете Гизам.
— Я ничего никому не скажу, если вы пообещаете, что это преступление более не произойдет.
Мой муж протяжно вздохнул, сожалея об отказе от удовольствия, но справился с собой и посмотрел своей фаворитке прямо в глаза.
— Клянусь перед Богом, подобного не повториться.
Диана удовлетворенно кивнула, словно монархом была она, а не он, и двинулась прочь, опираясь на костыль.
Генрих тихо ее окликнул:
— Может, вы?..
Он не закончил фразу. Диана не повернулась.
— Я буду у себя, рядом с королевскими апартаментами, — сообщила она с упреком в голосе.
Генрих услышал в ее словах отказ. Плечи его поникли, и он повернулся, чтобы уйти. Диана направлялась к винтовой лестнице, ведущей к моему крылу, а муж пошел в противоположную сторону и быстро исчез из виду. Диана ступала медленно, все ее внимание было направлено на костыль. Она не замечала меня, спрятавшуюся в тени. Я хотела порадоваться, что наконец-то моя соперница на себе испытала горечь, которую я глотала столько лет. Тем не менее, когда наши глаза встретились, в них я увидела себя, раненую и нелюбимую.
Думаю, мое лицо выражало сочувствие, потому что Диана, кажется, смягчилась. Она поклонилась, насколько ей позволяла больная нога, и прикрыла рукой шею, скрывая дряблую кожу под бриллиантовой брошью.
К концу декабря я поняла, что снова беременна, и на Рождество решила поделиться этой радостной новостью с мужем. В то утро я пошла в королевскую детскую в сопровождении Жанны, Дианы, мадам Гонди, трех фрейлин и одного слуги. Такая толпа понадобилась для того, чтобы донести подарки детям, включая и большую деревянную лошадку с гривой. Жанна, как и всегда, с удовольствием меня сопровождала: она мечтала о собственных детях.
Утро выдалось серым и облачным, высокие окна замка смотрели на двор с пожухлой травой и голыми деревьями. Но в детской было празднично: горели свечи в канделябрах, танцующее пламя отражалось в оконных стеклах и играло на мраморном полу, в очаге пылало большое полено. На длинном столе лежали горы глазированных каштанов, грецкие орехи, яблоки, инжир и пирожные.
Дети встретили нас ликующим визгом. Франциску еще не исполнилось семи; у него был выпуклый лоб и широко расставленные ничего не выражающие глаза. Он был ниже своей пятилетней сестры. Елизавета росла очаровательным ребенком. Оба бросились ко мне, а няня вынула из колыбели младенца Карла.
Восьмилетняя Мария, маленькая шотландская королева, держалась на расстоянии и глядела настороженно. Девочка была высокой и казалась старше благодаря властной манере поведения. Многие, видя ее игры с Франциском, думали, что между ними разница в несколько лет. В тот день волосы ей заплели в косички, уложили вокруг головы и вплели темные жемчужины. Круглой серебряной брошью закрепили на груди шаль из шотландки. Мария напомнила мне меня в этом возрасте: я тоже старалась демонстрировать беспечность, при этом зная, что моей жизни угрожает опасность.
96 
