147 
— Это что, так срочно, maman?
— Да, ваше величество, — подтвердила я. — Спешила предупредить тебя, что адмирал попросит Жанну Наваррскую посетить нас.
— А-а, — протянул он скучающим тоном. — Разве это причина сюда врываться?
— Да, — заявила я. — Я намерена пригласить Жанну и договориться с ней о брачном союзе между ее сыном и Марго.
Я решила немедленно поделиться с Карлом своим планом, пока он так увлечен Колиньи и его друзьями-гугенотами.
— Что ж, думаю, это хороший союз, — заметил король с удивительной кротостью. — В конце концов, Генрих — король.
— Замечательно. — Я помолчала. — Я здесь еще по одной причине, Карл. Должна предостеречь тебя насчет Колиньи.
Сын закрыл уши руками.
— Не желаю слышать. Он хороший человек.
— Он умеет убеждать. И я поняла, зачем он к нам приехал. Он хочет, чтобы мы дали ему солдат на борьбу с испанцами в Нидерландах.
Карл плотно прижал кулак к загадочному документу. Казалось, он боялся, что бумагу у него отберут.
Я посмотрела на документ.
— Могу я ознакомиться с содержанием?
— Я уже мужчина, maman, и не обязан во все тебя посвящать.
— Обязан, — возразила я. — Я твой главный советник, и ты не имеешь права принимать решения без одобрения совета.
Я выхватила у сына документ. Это был королевский приказ, согласно которому в Нидерланды под командованием адмирала Колиньи должен был отправиться отряд численностью в пять тысяч человек. Мне надо было сразу догадаться, что Гаспар де Колиньи намерен вбить клин между мной и сыном. Я возмутилась и потеряла над собой контроль.
— Дурак! — Я взмахнула бумагой. — Это же прямое нападение на Испанию! Знаешь, что произойдет, если Филипп ответит?
— Мы его наконец-то победим.
Глаза Карла горели сумасшедшим блеском.
— Нет! — крикнула я. — Это мы окажемся побежденными. У Испании лучший флот, и солдат у нее больше, чем у нас.
— Но адмирал… — начал было Карл.
— Адмирал надеется, что мы увязнем в долгой войне. Если наши солдаты станут сражаться с испанцами, в стране не останется никого, кто защитит тебя от гугенотов. Они нас уничтожат и посадят на трон своего ставленника.
Лицо Карла превратилось в мрачную маску.
— Колиньи любит меня как сына. Он ни за что этого не сделает.
Скатав ненавистный документ в трубку, я подалась вперед.
— Если мнение Колиньи для тебя дороже моего, то я больше не нужна тебе. Можешь отправить войска в Нидерланды, а я уйду в отставку. Не желаю смотреть на падение дома Валуа.
В глазах Карла промелькнул страх. Если я отстранюсь от дел, всем станет ясно, что он неспособен к правлению.
— Не уходи, maman, — произнес он жалобно. — Я не стану посылать войска.
— Да уж, конечно, не станешь.
Я выпрямилась и порвала бумагу на мелкие кусочки, которые легли в кучку на стол короля.
Когда я вышла из кабинета, меня обуревали противоречивые чувства: злоба на Колиньи и радость оттого, что я переиграла Карла. Глупая женщина, я радовалась своей победе, но не знала, что уже потерпела поражение.
Минул год, его сменил новый, 1572-й. Я была счастлива, считая, что убедила Карла не доверять Колиньи. Думала, что брак моей дочери с Наварром принесет Франции мир. Счастлива была и тем, что ранняя весна принесла в Блуа Жанну.
Через час после ее приезда я поспешила в подготовленные для нее покои. Слуга отворил дверь. Я поднесла палец к губам и вошла в аванзал.
— Кто стучал? — спросила Жанна.
Я замерла на пороге.
— Никто, мадам.
Жанна стояла над ванной, щурилась в зеркало и вытирала полотенцем щеки. Французскую шляпу и кружевной воротник она сняла и осталась в немодном черном платье, в котором ходили женщины-гугеноты. Когда я заговорила, она вздрогнула, подняла глаза и широко улыбнулась.
Мы не виделись почти десять лет. Волосы Жанны поседели, на лбу и вокруг рта залегли глубокие морщины. Но больше меня обеспокоило то, что она страшно похудела, и эту перемену подчеркивала сильная бледность.
Однако зеленые глаза были по-прежнему полны жизни. Они просияли при моем появлении. Жанна отложила полотенце и присела.
— Madame la Reine, — сказала она.
Я тоже присела, низко и смиренно.
— Madame la Reine.
Мы задержались в поклоне, а потом разогнулись и, смеясь, обнялись. Жанна была хрупкой и невесомой в моих руках.
— Катрин! — воскликнула она. — Я думала, мне будет неловко при встрече с тобой, а оказалось, что этих десяти лет будто и не бывало.
147 
