126 
— Вы солгали, заверив меня, что Генрих в безопасности.
— Мы подарили ему несколько лет, — ответил Руджиери; в его глазах стояла неизбывная боль. — Нельзя было заранее просчитать, сколько он проживет. Звезды, как вам известно, невозможно долго обманывать.
— Почему вы мне не сказали? — крикнула я и снова нанесла удар.
Мои ногти порвали нежную кожу у него под глазом, и на щеке остались три кровавые ранки. Козимо не издал ни звука, а я в ужасе отпрянула.
— Вы предпочли бы провести эти годы в страдании? — спросил он. — Считая дни и опасаясь будущего?
— Я понапрасну уничтожила невинные души! Откуда мне знать, что жемчужина небесполезна? А что, если она не сохранит моих детей?
— Мы купили вашему мужу почти двадцать лет, — напомнил Руджиери. — Половину жизни. Или вы предпочли бы, чтобы Генрих погиб дофином? В отцовских войнах? Предпочли бы, чтоб ваши дети не появились на свет? Жемчужина подарила им время — не берусь гадать, много ли, — но иначе его не было бы совсем.
Я притихла и безутешно уставилась в пол. Сама не понимаю, что произошло, помню лишь, как почувствовала головокружение, и лампа на моем столе вдруг потемнела.
Когда я очнулась, то обнаружила, что сижу в кресле, за спиной у меня несколько подушек, а ноги лежат на оттоманке. Мадам Гонди обмахивала мне лицо веером.
— Madame la Reine! Ну слава тебе господи. — Она облегченно улыбнулась. — Наконец-то вы к нам вернулись.
Мадам Гонди заставила меня сделать глоток вина. Я приложила руку ко лбу.
— Где месье Руджиери?
— В коридоре. Я и не подозревала, что он может так испугаться.
— Позовите его, — велела я, возвращая бокал мадам Гонди.
Она слишком хорошо меня изучила и не стала спорить, просто впустила Руджиери и осталась за дверью. У меня еще кружилась голова, поэтому я не поднялась с кресла.
При виде меня колдун просиял. Я жестом велела ему молчать. Я была слишком слаба и не могла тратить энергию на бессмысленные расспросы о своем здоровье.
— Вы скрыли от меня информацию о моем муже, — заявила я, — но вы расскажете мне все о моих сыновьях. У Франциска плохое здоровье. Я должна выяснить, улучшится оно или…
— Если вы уверены, что сможете перенести правду, — перебил Руджиери, — то я расскажу вам о будущем подробнее, чем это сделает гороскоп. Дайте мне неделю, а лучше две. Но нам следует встречаться наедине. Это нелегко в городе, где так много глаз. — Он помолчал. — А если правда вам не понравится…
— Больше никакой крови, — отчеканила я.
— Вскоре я навещу вас, Madame la Reine, — пообещал колдун и откланялся.
Он ушел; мадам Гонди стояла в дверях и с любопытством смотрела ему вслед.
— Он странный человек, — вздохнула я.
— Возможно, — отозвалась она задумчиво. — Но он перенес вас сюда на руках. И был очень встревожен. Мне казалось, он сам хлопнется в обморок. Судя по всему, Madame la Reine, он в вас влюблен.
Я сердито взглянула на свою камеристку. Мое сердце болело из-за Генриха. Мне несносна была мысль о странной привязанности Руджиери. Мадам Гонди сменила тему, настояв на том, что мне необходимо поесть. Колдуна в тот день мы больше не обсуждали.
Замок Шомон находится на отроге реки Луары. Чистое новое строение с круглыми белеными башнями под темно-серыми сланцевыми крышами. Из его окон открывается вид на лесную долину. Я вела переговоры о его покупке еще до гибели Генриха. Мечтала, что мой усталый муж будет там отдыхать. Теперь мне самой хотелось укрыться в замке, потому что он не хранил воспоминаний о Генрихе.
Руджиери ждал меня в Шомоне. Желая избежать слухов, несколько дней назад он прискакал туда на собственной лошади. Он не вышел меня приветствовать, остался в закрытом помещении: готовился к нашему очередному преступлению.
Пока за окном было светло, я беспокойно изучала свою новую собственность, расхаживая по пустым залам. Вечером над темной рекой засеребрился месяц. Я смотрела на водную рябь с балкона.
Через несколько часов ко мне постучала мадам Гонди. Я последовала за ней. По галерее мы вышли наружу, к часовне. Камеристка осталась у винтовой лестницы, ведущей к колокольне. От лампы я отказалась и поднималась в темноте, нашаривая ступеньки. Высокая дверь наверху была закрыта, из щелей пробивался слабый свет. Я отворила дверь.
Комната оказалась просторной, пустой, с высокими потолками. В центре, в большом круге, стоял Руджиери. В помещении слабо горели четыре свечи. Одна из них — позади обтянутого шелком низкого алтаря. На алтаре находились маленькая деревянная птичья клетка и человеческий череп. Верхушка черепа была спилена, чтобы можно было поставить кадило. Из глазниц струился дым, наполняя воздух горьким запахом ладана.
126 
