В холле, у елки, грустила Марина. Я хотел прошмыгнуть незамеченным, но она окликнула:
— Глеб Сергеевич!
Пришлось подойти и изобразить улыбку.
— Можно, я с вами в зале сяду, а то тут столько народу, что голова кружится! И никого из приятных знакомых.
— Вон Лилька, — сделал я попытку улизнуть от соседства с Мариной.
Марина поморщилась, давая понять, что Лильку она терпеть не может.
— Лилька! — заорал я, и Лилька закрутила белокурой головой. Когда она подошла, я понял, какую ошибку допустил. Этих дам нельзя было ставить рядом. На них красовались абсолютно одинаковые платья — сиреневые, с глубокими, словно порванными декольте, поясками на бедрах, и в лоскуты рваными подолами, будто их обладательницы только что стали жертвами взрыва в метро. Рукава были тоже как бы оторваны, а потом снова надеты. Наверное, это мода такая, я в этом ни черта не смыслил. Не думаю, что они так одинаково порвали свои платья. Одно я точно понял — в зале рядом они не сядут.
Марина пошла красными пятнами, Лилька поджала губы. Я здорово испугался. Гнев свой они выместили на мне.
— Глеб, — прошипела Марина, — а что это у тебя с рукой?
— А заодно с машиной, рожей и ногой? — прицепилась Лилька.
— В аварию попал, — дал я единственно правильный ответ.
— А-а! — протянула Лилька. — Теперь что, в больницах перевязки делают женскими крепдешиновыми шарфиками за сто баксов?
— Двести, — поправила Марина. — Двести долларов, бутик «Триумфальная арка».
— Сто. Сто, салон одежды «Прет а порте», — парировала Лилька.
Разговор под елкой затянулся.
— Девушки, — взмолился я, — вы тут без меня о моде поговорите. Мне этот шарфик даром достался, мне плевать, где и сколько он стоит.
— Ты это платье в «Прет а порте» брала? — подозрительно спросила Лильку Марина.
— Естесстно! — усмехнулась Лилька. — Я что, дура в «Арке» переплачивать?
Марина опять пошла красными пятнами, а я резво дал задний ход.
— Петь, а Петь! — заорала Лилька. — Ты при мобильном? Дай позвонить, а то меня муж порвет, как Тузик грелку, если я вовремя домой не приду. Забыла предупредить, что у меня вечером мероприятие!
Я готов был отдать ей все, что угодно, лишь бы от меня отвязались.
— Держи! — я сунул в ее нежную руку мобильный и умчался в зал, где получил ручку, блокнот, и пожелания успехов в Новом году.
Диплом мне вручили торжественно, на сцене, под громкие аплодисменты. Я старался не хромать, перевязанную руку прятал за спину, и улыбался, потому что когда человек улыбается, неважно, что у него поцарапано лицо. Про меня со сцены сказали так много хороших слов и ученики и учителя, что я почувствовал ком в горле, и глаза защипало как в детстве, когда, балуясь, мы брызгали друг в друга перцовый раствор.
Все бы ничего, но моей соседкой оказалась Дора Гордеевна. Она плохо помещалась между ручками кресел, беспрестанно ворочалась, шумно вздыхала и косилась на меня, давая понять, что наше соседство — не лучший момент в ее жизни. Мне это так надоело, что я твердо решил свалить, не дождавшись конца мероприятия. Я извинился, пригнулся, и полез между рядами на выход. По пути мне попались знакомые Лилькины коленки, едва прикрытые сиреневыми лоскутками, и я вспомнил про телефон.
— Лилька, отдай трубу! — шепотом попросил я.
— Ой! — всколыхнулась Лилька. — А я ее Василь Иванычу отдала, физруку из десятой гимназии. Ему тоже жену предупредить надо!
Я схватил Лильку за руку и поволок за собой. Лилька не очень сопротивлялась.
— Слушай, — жалобно пискнула она в фойе, — он сидел рядом со мной, попросил телефон на минутку и вышел жене позвонить. Так до сих пор и не вернулся. Наверное, он в туалете.
Я зашел в мужской туалет, но там никого не было.
— Слушай, Петь, — верещала Лилька, чувствуя себя виноватой, — он, наверное, на улице курит. Иди, на крыльце посмотри.
— Я понятия не имею, как выглядит физрук из десятой гимназии. И потом, он же у тебя трубу брал. Представляешь, если такой упырь, как я, подойдет и попросит его отдать мобильник? Да он все карманы с перепугу вывернет!
— Ой, Петь, ты, как все мужики, хочешь казаться круче, чем есть на самом деле! Все вы одинаковые! — решила пофилософствовать Лилька, протягивая гардеробщице номерок, чтобы забрать одежду.
На улице было темно и холодно.
— Наверное, в зал вернулся. Нет его здесь, — хмуро сказала Лилька, оглядывая окрестности. — Только какой-то алкаш валяется.