Дуня остается со мной. В ее присутствии мне гораздо спокойнее. Когда Жужанна в очередной раз заснула, я спросила Дуню про договор между Владом и его семьей.
– Я ведь говорила вам, доамнэ. Такой же договор, какой он заключил с крестьянами. Он не будет делать зла никому из своих.
– Да, я помню. Но в обмен на что?
Дуня опустила глаза и тяжело вздохнула. Чувствовалось, что ей не хотелось возвращаться к этой теме. Я не отставала. Тогда Дуня такими же бесхитростными словами, как и в прошлый раз, рассказала о договоре Влада с семьей.
– Он обещал, что не тронет никого из своих, и любой может уехать из замка и жить счастливо, даже не зная, кто он есть на самом деле. Но за это старший сын в каждом поколении – не старший по рождению, а тот, кто до взрослых лет доживет, – должен быть ему помощником.
Мое сердце сжалось от ужаса. Я и так все прекрасно поняла, но все же уточнила:
– Что значит "должен быть ему помощником"?
Дуня отвернулась, не в силах выдержать моего испуганного взгляда.
– То и значит, доамнэ, что он должен ему помогать. Следить, чтобы у стригоя всегда была пища. Это нужно для блага вашей семьи, для блага нашей деревни и всей округи.
Бедный мой Аркадий!
* * *
ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША
17 апреля (написано на отдельных листах)
Я заперся в отцовском кабинете. Его револьвер лежит у меня под рукой. Через полчаса я спущусь вниз и отвезу герра Мюллера с женой к нам в дом, где они будут в безопасности. А пока мне нужно чем-то заняться, чтобы хоть немного успокоить взвинченные нервы. Мне и так везде мерещится отрезанная голова Джеффриса, и я не перестаю думать об обстоятельствах его смерти от рук Ласло... или В.?
Дневник остался дома. Я пишу на дядиной бумаге.
Увидев, как Ласло везет новобрачных мимо нашего дома, я спешно оделся, схватил револьвер и бросился в конюшню – запрягать лошадей. Я во весь опор помчался вдогонку и достаточно скоро достиг вершины холма, откуда до замка оставалось не более пятидесяти футов. Увы, я все-таки опоздал: багаж гостей успели выгрузить из коляски, а их самих – препроводить в замок.
Я въехал во двор и привязал лошадей к столбу. Распрягать их не имело смысла – задерживаться я не собирался. Двери замка были заперты. Мне пришлось долго дергать за веревку звонка, пока горничная Ана наконец не соизволила открыть.
– Где гости? – строго спросил я.
Она недоуменно уставилась на меня.
– В отведенных им комнатах, господин. Где же им еще быть? Хельга приготовила им ванну. Они устали, да и дорога была пыльная.
Я быстро переступил порог замка и, не мешкая, побежал в комнаты для гостей – те самые, где останавливался несчастный Джеффрис. Дверь уже была заперта. Я постучал. Мне долго не отвечали, и я уже стал побаиваться, не отвела ли их Хельга куда-нибудь в другое место.
Потом я отчетливо услышал плеск воды и приглушенное женское хихиканье. Я еще раз постучал, и наконец на меня соизволили обратить внимание – раздался мужской голос, крикнувший по-немецки:
– Подите прочь!
– Я – из семьи Цепеш, – ответил я на том же языке. – Мне необходимо срочно с вами поговорить.
– Какой семьи?
Судя по недовольному тону, немец слышал это имя впервые.
Я покраснел, вспомнив, как В. подписывал свои письма гостям.
– Из семьи Дракул, – поправился я.
Немец молчал, ожидая, что я скажу дальше.
– Мне неприятно вас беспокоить, однако дело очень срочное.
– Я сейчас, – ответил молодой человек.
Его "сейчас" растянулось минут на пять. До меня долетали обрывки разговора между супругами, перемежаемые плеском воды. Затем где-то внутри гостевых покоев хлопнула дверь. Я продолжал терпеливо ждать. Наконец послышались шаги. Дверь в коридор приоткрылась, и я увидел гладко выбритого молодого человека в очках. Его вьющиеся золотисто-каштановые волосы были еще совсем влажными и взъерошенными. На вид юноше было не больше восемнадцати лет, а вздернутый носик на приятном, с правильными чертами лице только подчеркивал молодость его обладателя. Он неестественно сутулился и даже изгибался, пытаясь спрятать от моих глаз обернутую купальной простыней нижнюю часть своего тела (я добросовестно старался не обращать на нее внимания). Верхнюю часть прикрывал влажный шелковый сюртук, прилипший к его груди.
– Герр Мюллер? – со всей учтивостью спросил я, вспомнив фамилию немецкой четы.
– Ja.
Немец тоже стремился держаться учтиво, но не мог скрыть своего искреннего желания побыстрее от меня отделаться. Его рука оставалась на дверной ручке – видимо, он надеялся, что разговор будет очень коротким.