Виталя сел за руль и задумался. Что он имеет? Времени осталось катастрофически мало, а что он имеет? Двух сестриц со сложными отношениями, одной из которых кто-то помог свалиться с балкона. Кем-то, зачем-то припрятанную тетрадь, с записанной в ней историей, на первый взгляд, не имеющей никакого отношения к реальности. Крылова. Да, странного типа Крылова, которого уже наверняка нет в живых, который так и погиб, в полной уверенности, что жена его просто упала с балкона.
Ещё он имеет навеки замолчавшую Яну Геннадьевну и покушение на свою собственную несчастную, никчёмную жизнь. А ещё — Лизу Питерсон, утверждавшую, что Роман Перов и Ада любовники, и профессора, который ждёт от него доказательств, что сын его, Ромка, не имеет к гибели Ады никакого отношения, и ещё — чокнутую Любашу, абсолютно уверенную, что сама Эльза столкнула пьяную Аду с балкона.
Как из этих разрозненных, рваных кусочков составить хоть сколько-нибудь понятную, цельную картину? Почему никто ничего не слышал про Геральда и Анель, и только Яна Геннадьевна в ужасе выкрикнула тогда в парикмахерской: «Но если Анель и Геральд!»?
Он бродит где-то рядом с разгадкой, но не видит её! «Горячо, горячо, холодно!» — как в детской игре. И опять «горячо», только приз — пуля в голову. И тогда Галке с младенцем в холодном подвале некому будет помочь. Сколько осталось дней до момента, когда ему нужно выложить деньги? Три?!
Виталя почувствовал, что теряет голову. Он запаниковал, с предельной ясностью сознавая, что не справляется с этим делом, что не видать ему ни миллиона, ни жены, ни ребёнка. А ещё он вдруг вспомнил, что в том гадком письме ему приказано было раз в три дня навещать дупло и проверять его, чтобы быть «в курсе ситуации». Спина взмокла от ужаса — вчера, из-за этого покушения, он не поехал в парк, забыл!
Виталя крутанул ключ зажигания, но тот упёрся, не поворачивался. Виталя терзал его до тех пор, пока не понял, что пытается завести уже включённый движок. Он молотил тихо и ровно, совсем не давая вибрации, как и полагается работать движку машины марки «Мерседес». Гранкин с утра намучился с этой машиной, его отчаянно укачивало за рулём, клонило в сон. Разве это машина, в которой не трясёт на ухабах, у которой не слышно движка, и с управлением которой может справиться даже младенец?! У неё было только одно преимущество — другие машины старались держаться от неё на почтительном расстоянии.
Виталя домчался до старого парка за десять минут. Плевать, что сейчас не полночь, а белый день. Он бросил машину на дороге, не припарковав, а сам скачками помчался к дуплу. Сунув руку в шершавое тёплое нутро, Гранкин нащупал там записку, вытащил и развернул.
«Глубокоуважаемый В.С.! — выхватили солнечные лучи печатные строчки. — Мы рады, что нашли с вашей стороны полное понимание и получили поддержку. По прежнему терпеливо ждём от вас указанной суммы, о способах передачи которой дополнительно вам сообщим. Следите за внутренним состоянием этого дерева!
Ваша жена чувствует себя хорошо. Ей пришлись по душе ваши носочки, только она утверждает, что в этом сезоне такие не носят. В этом сезоне в моде полосатые гольфы с кисточками «а ля Буратино».
Ещё она просит вам передать, что к её возвращению вам следует приобрести ей новую шубу из норки, машину марки «Ламборгини» и домик во Флориде. Иначе она не вернётся!
Не переживайте за здоровье вашей жены. Её молока хватит на всех.
До встречи, очень приятной встречи, наш добрый друг!
Съешьте это письмо. Обязательно съешьте!»
Это письмо, как и прежние, источало тонкий дорогой аромат. Виталя затолкал его в рот, разжевал и проглотил, запивая собственными слезами.
Его Галка сошла с ума. Впрочем, чокнуться в тёмном сыром подвале немудрено. Ну ничего, денег, которые он заработает, хватит и на выкуп, и на шубу, и на эту, как её, «Ламборгини». И на гольфики хватит.
Вот только с домиком он уговорит её подождать.
Догадка
…Свадьбу играли в деревне. Галка сказала: «В городе разве свадьба? Так, церемония».
Виталя согласился, что в городе никакая не свадьба, а церемония, и после ЗАГСа они с Галкой, навьюченные сумками с продуктами, двинули на электричке в деревню.
Галкина мать продукты забраковала. «Ненатуральное всё», — пробурчала она и отправила коньяк, шампанское и консервы в подпол, а хлеб, колбасу и сыр скормила скотине.
В результате в знаменательный день на длиннющих столах, выставленных на улице, красовались домашние соленья, салатики из «своих» овощей, горы дымящихся пирожков, свинина «утром заколотая» и огромные бутыли с мутно-молочной самогонкой. Народу была тьма тьмущая, и Виталя сразу же потерял Галку в толпе одинаково крепких, румяных баб.