87 
– Я утверждаю приговор, – говорит пропретор. Секретарь подносит ему пергамент и тростниковый калам, обмакнутый в чернила. Пропретор выводит закорючку, кивает. Сделано. Секретарь уносит приговор, который будет подшит вместе с сотнями других официальных бумаг. Рим – это в первую очередь горы бумажной отчетности.
И это все?
Пропретор в задумчивости потирает руки, на них – пятна чернил. Поднимает голову, взгляд его падает на Тита Волтумия. Тот вскакивает, вытягивается.
– Центурион! – приказывает Квинтилий Вар. – Возьмите своих людей и сделайте это.
Лицо Тита Волтумия на миг застывает. Затем центурион берет себя в руки.
– Пропретор?
– Что вам не ясно, центурион? Распните этого варвара!
Я качаю головой. Очередная насмешка судьбы. Центуриона опять заставляют заниматься тем, чем заниматься он, по сути, не должен. И не хочет.
– Слушаюсь, пропретор.
Вар кивает всем и уходит. Всеобщее обсуждение.
Германец смотрит то на одного, то на другого римлянина. Возможно, он убийца, но глаза его, заплывшие и растерянные, вызывают жалость. Он ничего не понимает. Он пробует что-то сказать, на него никто не обращает внимания. Смешно.
Иудей уже куда-то исчез. Наконец я не выдерживаю:
– Квириты! – Они все оборачиваются. Ликий Пизон смотрит на меня, Тит Волтумий смотрит на меня. Остальные в атриуме – тоже смотрят на меня. – Переведите ему кто-нибудь приговор, – говорю я устало. – И давайте с этим закончим.
Нет ничего хуже неопределенности. Даже варвар и убийца имеет право знать, что скоро умрет.
Глава 13
Бог из машины
– Ни-и! Ни-и! Ду ис двала! Двала! – кричит германец.
Я в испуге открываю глаза. Проклятье. Некоторое время лежу, пережидая тревожное биение сердца. Потом оглядываюсь. Все в порядке. Я в своей комнате в доме Вара. Надо мной – тент, натянутый над кроватью. Надо поспать. Надо.
Но стоит закрыть глаза, я снова вижу, как уводят германца, он кричит:
«Ни-и! Ни-и!» Нет! Нет!
Я лежу и не могу заснуть. Завтра похороны Тарквиния. Его тело будет сожжено на костре. Сейчас мой бывший воспитатель лежит, завернутый в саван, в одной из каморок пристройки для рабов. Одинокий и беззащитный, словно сломанная игрушка.
Перестань, Гай! Месть свершилась, можешь спать спокойно. Убийца пойман, его вина доказана, наказание неотвратимо. Казалось бы, чего мне еще? Что не так? Я не знаю.
В театре существует такая штука, как «машина». Механическое устройство, вернее, особый кран, который поднимает и торжественно опускает на сцену актера, изображающего одного из олимпийских богов. Божество появляется в самом конце – во всем блеске, чтобы карать или миловать…
Другими словами, если сюжет пьесы зашел в такой тупик, что злодеи рискуют остаться без заслуженного наказания, а герои – без положенной награды, появляется он – бог из машины.
На самом деле тут, конечно, интереснее не сам бог, а его машина. Машина, которая разрешает все проблемы.
Трагедия, да.
Великий Аристотель говорил, что в трагедии развязка должна вытекать из самого развития фабулы, а не разрешаться «машиной». Мол, машина – это дурной тон, нечистая работа. Плохая пьеса.
Ну, мало ли что говорил великий Аристотель… Я бы совсем не отказался, если бы сейчас мне помог кто-нибудь из богов.
Я лежу, глядя в потолок, и слушаю, как щебечут за окном птицы.
«Машина, – думаю я. – Мне не помешала бы машина. Иначе кое-кто рискует остаться неотмщенным».
* * *
Германца уводят. Он рычит от ярости, пытается вырваться, он силен – легионеры сбивают его на пол, бьют ногами.
– Ни-и! Ни-и! – кричит германец. – Ду ис двала!
Центурион сказал, что в переводе это означает: «Нет! Нет! Ты дурак!»
«Неужели все так просто? – думаю я. – Ты дурак, Гай. Ду ис двала».
Германца несколько раз назвали вором. Почему? Там, на суде, я не обратил на это внимания, я просто хотел, чтобы убийцу Тарквиния наконец распяли…
Дрема накатывает, качает меня на винных волнах.
Еще раз. Убийца забирает жизнь, вор крадет вещь. Убийца забрал жизнь Тарквиния, потому что тот… Думай, Гай… Мои вещи разбросаны… Вот старик входит в дверь, а там… Там – вор.
От неожиданности я просыпаюсь. Вода журчит, падает в каменную чашу. Вокруг фонтана вьются комары.
Казалось бы, простой вопрос… Совсем детский. Ду ис двала.
Что украл вор?
* * *
Зеленый деревянный сундук. Я нагибаюсь, провожу пальцами по почерневшему замку – металл холодит кончики пальцев.
87 
