84 
Он садится неподалеку. Мест хватает с избытком.
В зале негромкий гул голосов. Я оглядываю сидящих, встречаюсь взглядом с легатом Девятнадцатого Нумонием Валой, он кивает. Я киваю в ответ. Нумоний мне нравится. Я слышал про него много хорошего – человек необыкновенной храбрости и честности, он сражался в нескольких военных кампаниях и везде был отличен наградами. Кажется, у него два дубовых венка за спасение товарища в бою… Неплохо.
Когда все занимают свои места, судья дает знак. Распорядитель объявляет:
– Достопочтенный Ликий Пизон будет судьей и вынесет решение по делу об убийстве раба, принадлежащего легату Семнадцатого легиона Гаю Деметрию Целесту. Убийца – некий Хирем, свободный человек из племени фризов. Просим богов даровать нам ясность разума и помочь вынести решение согласно божественной справедливости… Введите варвара!
Поднимается шум, тут же стихает. Мы слышим неровные шаги. Легионеры приводят германца, оставляют его в центре зала. У варвара на шее и на ногах – деревянные колодки. Лицо черно-желтое от побоев. Жалости к нему я не испытываю. Спасибо, нет.
Распорядитель продолжает:
– К вышеназванному германцу Хирему была применена пытка, полученные показания будут вам сейчас оглашены.
Присутствующие оживляются. Национальное римское развлечение – суд – началось. Даже театр и выступления мимов нас так не увлекают. Потому что театр с его песнями, хором, трагическими случайностями и длинными монологами – это одно, мимы с их простонародными ужимками и непристойными шутками – другое, а суд – это все вместе. К тому же здесь, как в цирке, можно делать ставки и болеть за своего кандидата.
Я замечаю в зале еще несколько лиц – я видел этих граждан на играх в свою честь. Теперь вижу на суде. Тоже, видимо, в мою честь.
«А он тут откуда взялся?» – думаю я. Гортензий Мамурра, легат Девятнадцатого, – с лицом таким, словно ему пришлось съесть ложку пшеничной каши и он теперь не знает, что с этим делать. Все-таки еда простонародья тяжела для аристократического желудка.
Пока я разглядываю людей, распорядитель зачитывает показания германца под пыткой. Там все ясно – виновен. Забрался в дом, хотел украсть, тут раб, убил, бежал. Погнались преторианцы, напал, ранил. Хоть сейчас вешай. Правда, тогда мы лишимся еще одной забавной вещи…
– Допросим обвиняемого! – говорит Ликий Пизон. Вот эта «забавная» вещь.
Судья сидит, пухлая рука лежит тоге. Сверкание колец ослепляет. Я отсюда вижу – одно из них с белым камнем. Камень выглядит как мутный белый глаз вареной рыбины. Этот глаз смотрит с холеной руки судьи – на всех присутствующих.
– И начнем, достопочтенные квириты, время не ждет.
Он стоит, выпрямившись. Высокий, хотя ему и приходится сутулиться из-за колодок. Легионеры рядом с ним кажутся коротышками.
Я смотрю в небритое лицо варвара и хочу его ненавидеть. Я должен его ненавидеть.
– Как твое имя? – спрашивает Ликий Пизон.
Германец что-то отвечает. Потом еще что-то отвечает.
– Что? Я не понимаю. – Судья раздраженно оглядывается. Переводчика нет. И, как назло, в зале нет ни одного германца.
Я наклоняюсь к центуриону, сидящему на ряд впереди меня.
– Тит, переведите, пожалуйста.
Старший центурион прислушивается. Морщится.
– Что-то не так, Тит?
Центурион виновато разводит руками.
– Он откуда-то из других мест. Не отсюда. Половину слов я вообще не понимаю. Да и говорит гем слишком быстро… Простите, легат.
То, что германец не знает латыни, понятно. Но то, что переводчика в зале нет, тоже наводит на определенные мысли. Видимо, рассчитано было, что хватит показаний под пыткой.
Новость вносит смятение в ряды поборников римского правосудия. В зале слышны смешки, хохот. Суд стремительно превращается в фарс.
– И как нам его понять? – спрашивает Ликий Пизон. Брови его изгибаются – жалобно.
– Как-как, – повышаю я голос. Гул стихает. Головы присутствующих поворачиваются ко мне. Я говорю: – Надо решить это так, как делают в Риме.
Ликий Пизон откашливается.
– Кхм. Что вы имеете в виду, легат?
Некоторые чиновники смотрят на меня, словно я прямым ходом из Рима, из покоев Августа, сам глас божественного принцепса… Мне становится смешно. Да уж, привкуса комедии в этой драме все больше.
– Очень просто, – говорю я. Обвожу зал взглядом. – Позовите иудея.
– К-какого иудея? – Ликий Пизон запинается от волнения.
Я пожимаю плечами.
84 
