48 
Когда-то сто тысяч желтоволосых великанов с голубыми глазами вторглись в приальпийскую Галлию и разгромили несколько наших легионов. Полгода после этого Рим был в таком ужасе, что германцы казались нам выходцами из Преисподней.
Стигион останавливается в центре арены. Его меч – фракийский, с расширяющимся лезвием, слегка загнутым на конце. В левой руке у него маленький щит.
Германец все так же стоит, склонив голову набок. Даже молот не поднял. Он что, слабоумный? Кажется, толпа начинает думать так же.
Стигион быстрый как молния – он убьет германца, прежде чем тот поднимет свой молот. Или даже вздохнет.
– Подними оружие, деревенщина! – кричат с трибун.
«Боги, – думаю я, – я поставил сто денариев на идиота. Впрочем, хороший урок редко бывает бесплатным».
В следующее мгновение Стигион делает выпад. Это пробный удар, но он вполне может искалечить варвара… Клинок со свистом рассекает воздух.
На мгновение луч солнца отражается от чего-то на груди великана-германца с разными глазами, бьет мне в глаза. Меч летит. Если германец не поднимет свое оружие… В любом случае уже поздно.
Германец вдруг отпускает рукоять, молот падает на песок… Великан делает шаг навстречу клинку… Что за?!
В следующее мгновение все ускоряется. Стир оказывает вплотную с гладиатором, берется за нижний край шлема огромной ладонью. Дергает вверх. Хруст!
Меч Стигиона медленно падает на песок. Крак, кр-рак, крак.
Мы слушаем этот жуткий звук в полной тишине.
Великан ломает гладиатора руками, как детскую игрушку. Чудовищная сила. Так не бывает, но – так есть. От накачанного тренированного убийцы не остается ничего – кроме…
Брызги крови разлетаются по арене. Стир вырывает ему руку с легкостью – капли крови летят, темные, почти черные.
Всё.
Изломанный кусок мяса с вырванной рукой падает на песок. Его отшвырнули за ненадобностью. Стигион больше не убийца, он никто. Стоило ехать из самого Рима, спрашивается?
Великан убил его голыми руками. Стир поднимает окровавленную ладонь.
И только тогда толпа выдыхает и начинает кричать.
В последний момент, когда амфитеатр скандирует: «Проваливай!» – я вижу, как германец берет огромными пальцами амулет, что висит у него на груди, и мажет его кровью убитого гладиатора. И вздрагиваю – словно всего, что случилось раньше, мне недостаточно…
«Боги», – думаю я. В руках у германца фигурка быка – из знакомого серебристого металла.
Глава 7
Пир в доме Вара
Огромное блюдо с заливной рыбой стоит между кувшином с остро пахнущим гарумом и чашей, в которую налита смесь меда с уксусом; запахи различных видов перца такие мощные, что хочется чихнуть. У германских вождей вкусы попроще. Почти никто не пользуется гарумом («сукровица мертвых рыб»), чтобы сделать блюдо острее. Любимый римский соус отгоняет варваров одним запахом.
Лучший гарум привозят в Рим из Помпей и Испании, в этом году модным считается соус из макрели – я как-то видел, как его делают. Я был проездом в мастерских под Капуей, там, где находится семейная вилла Деметриев Целестов. Своеобразное впечатление. Огромные деревянные бочки с мелкой рыбешкой, сильно засоленной и выставленной на солнце – настоящее солнце! – стоят так месяцами. Созревшим гарум считается от трех месяцев. Специальным ковшом с дырками вычерпывают его и процеживают. Почти все блюда изысканной кухни включают нынче гарум. Цена за кувшин доходит до ста денариев!
Годовое жалованье легионера – сто восемьдесят три денария. За вычетом отчислений на похороны – для этого удерживают половину жалованья – остается девяносто денариев. То есть рядовой «мул» получает на руки примерно пятьсот сорок сестерциев, и это не считая отчислений за оружие, палатки, инструменты! И еще на эту сумму ему нужно покупать еду и хлеб в легионных пекарнях.
Впрочем, думаю я, глядя, как рабы приносят и ставят блюдо с зажаренными певчими птичками, украшенное желтыми и белыми цветами, легионер может покупать пшеницу и сам печь хлеб. Сокращение расходов.
Я беру чашу с вином – испанским, с привкусом меда – и поднимаю. Несколько лиц, в том числе лицо Квинтилия Вара, поворачиваются ко мне.
– Здоровье хозяина этого дома! – говорю я.
Пропретор вежливо кивает.
Выплескиваю немного на пол, в честь Бахуса и пенатов этого дома, и прикладываю чашу к губам. Вино тягучее и лишь слегка разбавленное водой. Выпиваю его до дна в один присест. Жажда. Снова перед глазами встает огромный Стир – Бык, с поволокой безумия в разноцветных глазах…
48 
