106 
А что, музыкальное воспитание было в нашей семье одним из обязательных предметов! С подачи-то мамы…
За кривой стойкой замер какой-то мужик.
Шамит сделал шаг к столику, за которым сидела команда. Те встретили его (ну, может быть, и меня, мертвой хваткой вцепившегося в плечо оборотню) радостными улыбками, а эльфийка вообще, вскочив на ноги, рванулась к рыжему и повисла у него на шее:
— Шамит!! Я так рада, что с тобой все в порядке! Я так волновалась!
Тут до Аэлиниэль дошло, что по этикету, не изменявшемуся со времен Раскола, эльфам не подобает выказывать свои чувства на людях, и она, резко расцепив руки, поспешно ровным голосом поправилась:
— Точнее… мы. Мы волновались!
Оборотень мягко улыбнулся, сгрузил меня Вангару и только хотел что-то сказать, как сбоку раздался голос:
— Кого я вижу! Шамит, ты ли это?!
Рыжий мгновенно развернулся на звук:
— Какая встреча, Вмелен! Рад тебя видеть! — Правда, особенной радости в его голосе я что-то не услышал.
Мужчина, окликнувший оборотня, медленно вышел из-за стойки. Не знаю, может, у меня к голосам еще и видения добавились, но мне показалось, что давешний помощник скорняка по сравнению с этим мужиком — худенький и стройненький эльфик!
— Я тоже рад! — подтвердил он. — Каким ветром тебя занесло в мою таверну?
— Твоя? — удивленно протянул Шамит. — А я тут… с друзьями путешествую…
Умгум, в целях научной топографии…
Вангар осторожно помог мне опуститься на лавку.
— Все! — вскинул руку Вмелен. — Ни слова больше! После того как ты вытащил меня из Доркхайна, мой дом — твой дом! Ужин и ночлег за счет заведения!
Комната начала медленно кружиться перед глазами.
— А м-можно ночлег без ужина? — тихо выдохнул я, чувствуя, что больше не выдержу и точно свалюсь под стол.
— По двое или каждому отдельную? — поинтересовался хозяин.
— Мне — отдельную! — Кажется, хоть это получилось твердо.
Шамит покосился на меня и кивнул:
— Ему — отдельную. Он во сне храпит.
Я чуть не поперхнулся от возмущения. Я?! Храплю?! Но Вмелен понятливо кивнул и крикнул куда-то в сторону:
— Джера, проводи гостя в пятнадцатую комнату!
Уже поднимаясь наверх и изо всех сил цепляясь за перила (от помощи я гордо отказался), услышал за спиной дикий вопль:
— Ну и хто тык танцуйит?!
На мгновение оглянувшись, я увидел, как рыжая ведьма, встав на ноги и уверенно покачиваясь, направилась к помосту — видимо, собралась показать как надо. М-дя… Не вынесла душа поэта…
Войдя в комнату, я, не раздеваясь, повалился на кровать и вырубился, едва голова коснулась подушки.
* * *
Меня окружала непроглядная темнота, подмигивающая странными звездочками. Тьма, а не пустота, затягивавшая меня этим утром. Нет, скорее она походила на тот сумрак, что окутывает комнату, когда ты внезапно просыпаешься ночью, задолго до первого крика петуха, или на таинственный полумрак, что струится между знакомыми предметами, придавая им странные, а порой и страшные очертания. И ты до боли в глазах всматриваешься вперед, пытаясь понять, что же перед тобой: стул с небрежно брошенным на сиденье свитком или горный тролль, тайком пробравшийся в комнату и готовящийся к прыжку.
Я сделал шаг вперед, и в тот же миг к темноте прибавилось что-то еще… Что-то странное. Такое чувство, будто на меня кто-то смотрит… Изучающе и в то же время с какой-то странной иронией.
— Пора, наконец, поговорить. — Мужской голос прозвучал откуда-то слева.
— Кто здесь?! — отозвался я, стремительно разворачиваясь на звук.
Тихий смешок:
— Неважно. Послушай меня… Ты…
Черный клинок сам материализовался в руке:
— Кто ты?!
— Боги, как низко пал род гар'Тарркхан, если мне угрожают этим мечом! — Теперь в голосе змеилась неприкрытая издевка. Но звучал он откуда-то из-за моей спины.
Я резко развернулся, чуть согнув ноги в коленях, рванулся на звук с обнаженным клинком в руке и… со всей дури въехал лбом в стену. Не знаю, как это получилось, если меч был выставлен вперед, но…
Тихо взвыв, я оч-чень подробно, на чистейшем старотемном, вытянув все согласные и правильно расставив придыхания, добавляя гномьей основательности и эльфийской витиеватости, ни разу не повторившись, рассказал неизвестному собеседнику все, что я думаю о нем и его родне.
Неизвестный затаил дыхание, а потом, тихо хохотнув, восторженно присвистнул, но уже в следующий миг из его голоса пропал всякий намек на веселье:
106 
