— Поужинаем тогда где-нибудь, нет проблем. «Хорошо, когда в жизни нет проблем», — подумала Таня и закрыла за ним дверь на три замка и цепочку. Установленная в коридоре видеокамера давала дополнительное представление о том, кто подходил к двери снаружи.
— Буду подъезжать — позвоню, чтобы ты лишний раз не высовывалась в коридор, — предупредил ее Филипп.
— Хорошо. — У Тани не было желания не только высовываться в коридор, но даже и осматривать комнаты, которые она сразу определила как чужие. Какое-то время после его отъезда она как вкопанная еще стояла на том самом месте, где они расстались.
«Взялся за гуж — не говори, что не дюж!» — вспомнила она бабушкины слова и двинулась осматривать квартиру. Чтобы не было так тоскливо, она включила на кухне радио на полную мощность.
Квартира явно была обитаема до нее. Она представляла собой какую-то странную смесь собранных вместе старых и новых вещей. Старых — перешедших, по-видимому, к жильцам по наследству. Новых — приобретенных по необходимости кем-то в последнее время. Совсем не таким представляла себе Таня жилище современного человека, каким считала она Филиппа Ивановича. В квартире ремонт не делали лет пятнадцать. Рядом с новыми кожаными креслами в большой комнате стоял плоский сервант шестидесятых годов с какими-то старомодными хрустальными вазочками на полках. В кухне рядом с суперсовременным холодильником одной из самых дорогих фирм стоял используемый в качестве простого шкафчика старый «Саратов», а на нем красовались дремучий печной горшок и чугунная сковородка. Впечатление было такое, что старые хозяева оставили в квартире свои ненужные вещи, а новый хозяин по каким-то своим соображениям или просто от лени не удосужился выбросить все лишнее. И вообще сама квартира, кроме того, что удачно расположена в центре города, не отличалась ни уютом, ни удобством планировки, ни размерами. Обычная двушка, причем со смежными комнатами, разделенными дверями на рельсах, небольшой коридор, который загромождала рама от старого подросткового велосипеда, и кухня площадью семь квадратных метров с белорусской газовой плитой, шатким столиком у окна, двумя табуретками да шкафчиком «Саратовом», внутри которого, как обнаружила Таня, хранились три пыльные кастрюли.
В спальне стояли деревянная кровать и старый шифоньер со скрипучими рассохшимися дверцами, с пустыми полками внутри, старомодными галстуками на рейке у зеркала с обратной стороны двери и с вельветовой курткой хозяина на плечиках, которую он только что снял и повесил в шкаф. Зато секретер и трюмо были новые, итальянские, как смогла определить Татьяна, и на их гладкой янтарной поверхности валялась чья-то забытая щетка для волос и стояла пустая баночка из-под крема. Обои на стенах давно уже требовали замены, потолки были серыми от пыли. Окна, совершенно без штор, выходили в унылый московский двор, где вплотную друг к другу стояли машины, а в середине двора мокла под дождем давно не крашенная песочница. Парочка дворовых собак — черный кобель и его грязно-серая подружка, с деловым видом бегали по двору, обследуя металлические гаражи-ракушки и принюхиваясь к углам. Таня вспомнила, как однажды на какой-то узкой парижской улочке, где стеной вдоль проезжей части стояли припаркованные автомобили, они с Янушкой увидели вырвавшуюся на свободу маленькую собачку. Ей совершенно негде было побегать среди сплошного асфальта, и поэтому, увидев зеленый мохнатый коврик на пороге маленького магазина, собачка с деловым видом устремилась к нему и, окропив мимоходом попавшийся на дороге ящичек для мусора, с повизгиванием повалилась на спину и стала, явно наслаждаясь происходящим, валяться на нем, задрав кверху все четыре лапы.
«Интересно, как бы себя почувствовала та собачка в этом дворе? — подумала Таня. — Наверное, как я когда-то на Вандомской площади! — Она усмехнулась, отошла от окна и села в одно из кожаных кресел, единственное украшение гостиной. — Однако что бы значила эта квартира? Изнаночная сторона жизни магната? Попытка проверить меня на вшивость?» Таня задумалась. Дом родителей по сравнению с этой конурой, да и ее собственная маленькая квартирка, которую сейчас снимала пара молодоженов, показались ей оплотом чистоты и уюта.
«Во всяком случае, будет неестественно, если я все оставлю как есть и не спрошу у Филиппа, что означает такое запущенное жилище. Надо выяснить, почему я не могу изменить все по своему вкусу. А пока, — Татьяна вздохнула, — я должна съездить в больницу к Ашоту, а на обратном пути купить постельное белье».