Особенно,... 
44 
Тот же, о ком шла речь, уже миновал стражей порядка и спустя несколько минут растворился в бледном полусвете улицы.
– Поехали,– сказал Михалыч.
– Куда? – удивился молодой.– Нам же еще почти час.
– Куда-нибудь! Поехали, блин!
И младший, послушавшись, тронул машину, свернул направо на Достоевского и подумал: стар Михалыч, тяжело с ним, не понимает духа времени.
Михалыч же и впрямь был немолод, но «дух времени» понимал получше младшего коллеги, не настолько же он глуп, чтобы подставлять себя под пулю ради сраного зэка. А парень, так запросто вздрючивший целую команду, так же запросто грохнул бы и его, и этого сопляка «берем-берем». Уж что-что, а «ствол» в кармане старый мент распознать умел.
Вход в подвальчик на Разъезжей был открыт всякому. В первой комнате, где под низким потолком переплетались удавами выкрашенные в зеленый цвет водопроводные трубы, размещался оптовый магазин. Штабеля продуктов и спиртного: коробки искусственного маргарина, жестянки с синтетическим фаршем, пивом, джином и прочим. Ярко раскрашенные картонные коробки. Соки, сигареты, кукурузное масло, шоколад. На стене висели ценники на мелкооптовые партии. Цифры на них многократно исправлялись и замарывались так, что не всегда можно было определить, где «два», а где «восемь». Водки, что характерно, в этих списках не было.
Молодой парень, смотревший футбол по переносному телику, по каким-то особым приметам сразу определив в Ласковине не покупателя, а «бойца», махнул рукой за штабеля ящиков – под потолок – у задней стены: вам туда!
«Да,– подумал Ласковин,– я теперь – вылитый бандит!»
Потом оглядел магазин, прикинул, что в нем долж-
но измениться раньше, чем он покинет это укромное местечко под махиной углового «сталинского» дома. Многое, очень многое здесь переменится! Ласковин чувствовал в себе настойчивую потребность к разрушению.
За первой дверью оказался коридорчик, а в коридорчике – еще несколько дверей. Из-за первой, приоткрытой, радостно ухала группа «Любэ».
«Мне – сюда»,– подумал Ласковин.
Действительно, сюда. За дверью располагалась уютная комнатушка, а в ней – неразумное существо с телефоном в кармане красного пиджачка и шеей, наводящей на мысль о племенном кабанчике. Существо прихлебывало «Сангрию» прямо из коробки и похотливо поглядывало на ноги в малиновых лосинах, уложенные на спинку углового диванчика в непосредственной близости от него. Ноги принадлежали девушке с крашеными овечьими кудряшками. Девушка, в отличие от «кабанчика», занималась делом: подсчитывала что-то на калькуляторе, фиксируя результаты маркером на собственной ладошке.
Кудрявая первой заметила появление Ласковина, взглянула рассеянно. Лицо ее было лет на десять старше всего остального.
– Дима,– произнесла она.
Бандит поднял на Андрея сонные глазки.
– Кто нужен? – пробурчал он и, вероятно, совершенно обессилев от проделанной работы, присосался к «Сангрии».
– Ты,– лаконично ответил Ласковин, улыбнулся кудрявой и вынул пистолет.
– Встать,– приказал он.– Лицом к стене, руки на виду!
Бандит наверняка видел подобное в боевиках, но в жизни привык к другому обращению, поэтому к стене не встал. Напротив, полез под мышку, покопался там пару секунд и извлек собственное оружие.
Стрелять Ласковин, конечно, не стал. Выждал, пока «кабанчик» выковыряет «ствол» из кобуры, а затем влепил ему май-гери в подбородок. И подобрал представляющее интерес: сотовый телефон и тяжеленький револьвер с ромбом на рукоятке.
– Это налет? – спросила не без кокетства кудрявая.
– Угу,– ответил Ласковин.– Исчезни!
– Нет проблем! – Кудрявая спрятала калькулятор и сняла ноги со спинки дивана.– Чао, мужчина!
Ласковин хмыкнул и вышел в коридор.
Придерживаясь прежней тактики, он открыл дверь, откуда доносился наибольший шум… и оказался на пороге цеха по производству «высококачественной» пшеничной, столичной, лимонной и прочей водки из самого обыкновенного технического спирта и хорошо прохлорированной водопроводной водички. Здесь было человек десять. На эффектное – в левой руке «вальтер», в правой – отнятый револьвер – появление Ласковина никто не отреагировал.
Андрей спрятал оружие, постоял минутку, пока наконец его не заметил парень, обжимающий пробки. Слева от него стояли шеренги бутылок: «Московская», «Столичная», «Русская» – открытые, а справа – уже запечатанные. Время от времени другой рабочий, испитого вида мужичок, перетаскивал «готовые» к ящикам, незапечатанные – на финальную операцию.
44 
