Особенно,... 
137 
* * *
Обтеревшись полотенцем, прошел в комнату, открыл секретер, взял с верхней полочки пистолет. Сев на диван, он вытащил обойму и вылущил из неё один за другим все патроны, положил их на журнальный столик. Патронов в обойме оказалось семь. Счастливое число. Леднев передернул затвор и, направив ствол в угол комнаты, нажал на спусковой крючок. Пистолет щелкнул. Леднев снова снарядил обойму, зарядил пистолет.
«Сколько раз люди убивали друг друга в твоих фильмах?» – спросил себя Леднев. Сразу не скажешь, но, приложив усилие, можно сосчитать. – Конечно, ты не Джон Ву, чтобы покойников в твоих фильмах считать с помощью двенадцатиразрядного калькулятора, а сам фильм, скорее по собственной тупости, чем в угоду публике, превращать в мясную лавку. Нет, ты не тупой Джон Ву, но и в твоих фильмах льется кровь. И что? А то, что легче снять сто тысяч убийств, чем поднять руку и разрядить пистолет в живого человека. Для тебя, во всяком случае, потому что так ты устроен. Кто-то устроен иначе, а ты устроен именно так.
Он отодвинул пистолет на дальний край стола, хотел тут же набрать номер врача Алябьева, но передумал. Должно быть, в это время у Алябьева ещё не закончился обход, удобнее позвонить позже. Времени до трех ещё много. Он позвонит в больницу, как только позавтракает. Справится о самочувствии Мельникова, но передавать ничего не станет. А потом отправится на дачу. Старый душ, возможно, неплохой тайник, в нем можно, например, сделать заначку от жены, спрятать бутылку спиртного на черный день. Но для трехсот тысяч долларов эта будка не годится. Для такой суммы приличнее абонировать в банковскую ячейку.
Итак, решено окончательно, у бюста Сеченова он не появляется. Пусть Ярцевым занимается милиция.
– Не еду – и точка, – сказал вслух Леднев. – Черт побери, почему это вдруг я не еду?
Все выстроенные планы, все слова, сто раз сказанные себе, разлетелись, как по ветру разлетается шелуха от семечек. Леднев достал из секретера и разложил перед собой на журнальном столике карту Москвы, склонился над ней, отыскивая нужную улицу. Примерно час езды общественным транспортом до места. Поводив пальцем по карте, Леднев поднялся. В углу комнаты стояла картина с пробитым пулей холстом и расщепленной рамой. Хорошая все-таки картина, решил Леднев и отправился на кухню.
* * *
Бюст Сеченова на покосившемся мраморном цоколе помещался в середине круглой асфальтовой площадки на территории диспансера, отгороженной от улицы металлической сеткой на ржавом каркасе. В глубине двора темнела старая кирпичная кладка двухэтажного здания диспансера с наваленными перед фасадом строительными лесами, ригелями и крепежом. Ремонт здесь начали с того, что побелили изнутри оконные стекла, на том и бросили. Уже через неделю после исчезновения строителей завезенные на объект материалы оказались разворованными, а крашеные стекла перебитыми. Хозяевами диспансера стали местные мальчишки и бомжи, по ночам разжигавшие в помещении костры. Изредка милиция устраивала облавы на бродяг, но через день-другой те появлялись снова.
Последние пару недель в бывшем диспансере царила тишина. Мальчишки здесь не показывались, испуганные слухами о том, будто на первом этаже здания в самой большой комнате, где в лучшие времена размещался кабинет оздоровительной физкультуры, нашли висящего на крюке люстры бродягу. То ли повесили, то ли сам голову в петлю сунул. Поговаривали, будто живот бродяги оказался вспоротым, а внутренности, неизвестно для чего запакованные в целлофановый пакет, нашли в подвале диспансера. Жители окрестных домов, протоптавшие через запущенный парк короткие дорожки, стали обходить опасную территорию окольными путями.
Леднев, не посвященный в зловещие тайны заброшенного кирпичного здания, сделав круг почета у бюста Сеченова и, прочитав похабные надписи на крашеном цоколе, только подивился, как здесь пусто и тихо. В прозрачной листве старой липы закричала схоронившаяся среди узловатых ветвей птица. Леднев дал ещё один круг, сел на лавочку, облезшую от краски, но весьма чистую, полез во внутренний карман черной куртки на пуговицах, вытащил свернутый трубочкой номер вчерашней прочитанной по дороге газеты и, развернув газету первой полосой к себе, стал косить взглядом на дорожку, спускавшуюся от тротуара к диспансеру.
Если Ярцев и придет, то ровно в назначенное время, решил Леднев и подумал, что сейчас он похож на персонаж старомодного детектива. Этакий только-только засланный шпион, развернув газету, ждет с трепещущим сердцем появления резидента. На мента он тоже похож. Уж лучше было загримироваться. Куда естественнее на этой лавке выглядел бы потрепанный мужчина неопределенных лет, сжимающий горлышко полупустой бутылки красного. Ханыга, ясно, зачем пришел. «А вот что здесь делает этот мужчина в приличной одежде, он-то что забыл на этой лавке?» – спросит себя Ярцев. И уже в следующую секунду, разумеется, узнает Леднева. И бросится бежать? Или сделает отчужденное лицо и пройдет мимо расслабленной походкой гуляющего денди?
137 
