94 
— Тогда чего же? — прошептала она сломленным голосом.
— Я хочу… — Он замолчал в поисках подходящих слов. Он не привык общаться с женщинами. Насколько проще было с солдатами, которые повинуются приказам без оговорок. Он понимал, что с Камиллой так не выйдет. — Я хочу большего. — Он горячо обнял ее. — Я хочу, чтобы ты была мне женой и не только постель связывала нас. А в обмен я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы заботиться о тебе и быть хорошим мужем.
— Все, кроме разрешения предупредить моего дядю.
Он скрипнул зубами.
— Да. Кроме этого. — Она молчала, и он поспешил добавить: — Но попроси меня все, что угодно, и я тебе это дам. Что угодно. Клянусь. — Он поглаживал ее по голове. — Все, что я прошу взамен, — будь мне женой, а не женщиной, которая просто живет со мной в одном доме и ненавидит меня.
Она посмотрела ему в глаза.
— Вот уж этого никогда не было.
Она смотрела на него так правдиво, так пристально, что у него перехватило дыхание.
— Тогда останься со мной до конца дня. У нас есть еще один день, чтобы провести его вместе по обычаю, помнишь? И если мы не воспользуемся этим временем…
Он смотрел на нее, нежно поглаживая ее бедро, представляя, какие сладкие тайны скрыты под простыней. Она задохнулась, и он захотел ее еще сильнее. Он склонился к ней и мягко поцеловал.
— Прошу тебя, Камилла, — проговорил он приглушенным голосом, — давай забудем пока про твоего дядю и про мой долг. Давай поваляемся и понаслаждаемся друг другом. Как и положено молодоженам. Завтра подумаем обо всем остальном.
На какой-то момент ему показалось, что она станет сопротивляться. Глаза ее смотрели неуверенно, а тело напряглось. Потом она вздохнула.
— Я не собираюсь забывать об этом, Саймон.
— И не надо, разве я об этом. — Он ухватил простыню, которой прикрывалась Камилла, и не успела она возмутиться, как простыня отлетела в сторону, обнажая упоительной формы грудь. Как прекрасны были эти груди, как нежны и полны, как влекуще темнели соски! Саймону до боли захотелось прикоснуться к ним губами. — Я прошу у тебя только временного перемирия. На сегодня. Только до завтра.
Он будет продолжать войну, если придется. И в конце концов он победит. Он всегда побеждал. А в этот раз он во что бы то ни стало должен победить. Нужно одержать сразу две победы: не упустить ее и отомстить Зэну.
Она не отвечала, и тогда он принялся целовать ее — жадно, ненасытно. Он открыл ее губы языком и погрузился в шелковистую теплоту, он был слишком голоден, чтобы быть нежным и заботливым. Рука его ласкала ей грудь до тех пор, пока Камилла не застонала, выгибаясь. В следующее мгновение она обняла его, и страх, что она откажет ему, прошел.
Она принадлежала ему, с ее согласия или без ее согласия, но он получит все — и ее, и свою месть. В конце концов она поймет, долг превыше всего. К этому времени она уже будет его, навсегда. И ни один проклятый пират не встанет у него на пути.
17
Веточка к веточке — сплела птичка гнездо.
В день, когда закончилось их свадебное заточение, Камилла стояла на пороге дома и смотрела, как Саймон затягивает на талии пояс со шпагой.
Ни один из них не обмолвился о ее дяде за последние полтора дня. Но его незримая тень смутно маячила между ними, и оба это чувствовали. Что, собственно, и придавало отчаянность их любовным играм, оба казались ненасытными. Долго ли занимались они любовью? Шесть, семь раз? Камилла не помнила. Это наконец превратилось в банкет со множеством блюд, одно лакомство следовало за другим, пока все они не слились в один нескончаемый праздник страсти.
Это было первое воскресенье в ее жизни, когда она пропустила мессу. Она вспыхивала каждый раз, когда вспоминала, в каком приятном грехе провела этот святой день. Нет, это был не грех. Они ведь женаты. Это позволено церковью.
Теперь она понимала, почему священнослужителям положено быть холостыми. Как могли они хранить свои святые мысли после столь откровенных плотских радостей, пусть даже и дозволенных.
Саймон заметил, что она за ним наблюдает. Он с усмешкой подошел и поцеловал ее захватывающим дух поцелуем.
— Я буду скучать по тебе весь день, — сказал он потом, отдышавшись. Глаза его снова поблескивали так же, как и с утра, когда он разбудил ее нежными, требовательными поцелуями. — А ты будешь по мне скучать?
Она хотела солгать, сказав «нет», чтобы стереть с его лица эту высокомерную усмешку, которая говорила, что он прекрасно знает, сколько удовольствия доставил ей за истекшие полтора дня. Но странный проблеск тревоги в его взгляде удержал ее от этого. При всей своей видимой уверенности он все еще в ней сомневался.
94 
