38 
— Ты закончила?
Харли перестала ковырять ложечкой в растаявшем мороженом и, подняв голову, встретилась с его изучающим взглядом. Глаза Дункана в этот момент казались темной бездонной пропастью.
Ей было жаль, что она так и не успела побывать в Центральном парке, не увидела Эмпайр-Стейт-Билдинг. Она подумала о своей недавно сочиненной музыке и внезапно испугалась. Вдруг будет достаточно одного часа в компании с Бойдом, чтобы ее вдохновение напрочь исчезло?
— Да, я доела.
— До полуночи еще три часа. Пока есть время, куда бы ты хотела попасть? — спросил Дункан, рассчитываясь с официантом.
— Как насчет Бразилии? — с надеждой спросила Харли.
Дункан улыбнулся и покачал головой.
— Так куда?
— Ну, хорошо, хорошо, — несколько мгновений она думала. — Говорят, что ночью на Манхэттене жизнь только начинается. Может, в какой-нибудь клуб, где есть музыка?
Клуб «Сюрреалистик Пиллоу», названный так в честь одного из альбомов известной рок-группы, располагался в старинном трехэтажном здании из красного кирпича. Неоновая вывеска над входом сверкала ярким малиновым огнем. Харли подумала, что этот цвет удачно сочетается с цветом ее платья.
— Куда мы приехали? — спросила она, выйдя из такси.
— Это один из лучших ночных клубов Нью-Йорка, — сказал Дункан.
Через обычную, ничем не приметную деревянную дверь они прошли в небольшой вестибюль. Спустившись по ступенькам, Дункан и Харли попали в зал, заставленный десятками, а может быть, сотней столиков, которые подковой охватывали огромную танцевальную площадку, находившуюся уровнем ниже и уже заполненную толпой танцующих. Кругом царил приятный полумрак. Над площадкой в самом дальнем углу зала возвышалась эстрада, на которой группа из шести латиноамериканских музыкантов не давала скучать посетителям, наполняя зал веселыми, задорными ритмами — смесью рока и сальсы. Люди различного возраста, цвета кожи и социальной принадлежности собрались здесь, чтобы потанцевать, пообщаться или просто послушать музыку. Харли этот клуб понравился с первого взгляда.
— Ради Бога, скажи мне, как ты отыскал это место? — она посмотрела на Дункана.
Довольный тем, что произвел на Харли впечатление, Дункан расплылся в улыбке.
— Я живу здесь неподалеку, прямо за углом.
— Ты живешь в Челси?
— Да.
— Но почему?
— Мне здесь нравится.
«Хороший ответ, ничего не скажешь, — подумала Харли. — А в родительском доме ему не нравится. Ему, видишь ли, нужна свобода и простор!»
Дункан попросил отыскать им столик, и их сразу же проводили в глубину зала. Харли, заказав официантке, щеголявшей красочной татуировкой, минеральной воды, уселась на стул и принялась осматриваться, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей.
Музыка в исполнении очередной группы, появившейся на эстраде, не имела ничего общего с теми песнями, которые она сочиняла и исполняла последние девять лет под бдительным руководством своего менеджера. Харли раскраснелась, ей стало легко и весело. Казалось, что от бешеного ритма ударника кровь веселее бежит по жилам, сердце стучит быстрее. Она забыла о Бойде, о записи нового альбома и о том, что ее ожидает сегодня в полночь.
— Отличная группа, — заметил Дункан, когда музыканты начали покидать эстраду.
— Чувствуется, что талантливые ребята, — согласилась Харли.
— Они мне напомнили одну команду из Майами, «Саунд машин» — так, кажется, она называлась. Те тоже играют рок в жестком исполнении.
Харли от изумления раскрыла рот.
— Тебе нравится тяжелый рок?
— А что в этом удивительного? — откинувшись на спинку стула, сказал Дункан. — Я считаю, что рок — это классная музыка. Она волнует, возбуждает, заряжает энергией… Мои родители ее просто терпеть не могут, а мне нравится.
Харли рассмеялась.
—А что им нравится слушать? Энгельберта Хампердинка?
— Нет, они обожают Джейн Миллер.
Харли сначала недоуменно раскрыла рот, а затем громко расхохоталась.
— Ты просто ужасный тип.
— Вот-вот, родители мне говорят то же самое, — с притворной скорбью в голосе произнес Дункан, но тут же оживился.
— Смотри, что-то новенькое, — он указал на эстраду.
В это время сцену заняла очередная, никому не известная, мультинациональная команда из пяти человек под «жизнерадостным» названием «Мясорубка». Все они вышли в черных кожаных штанах и высоких черных ботинках. Больше на них ничего не было, если не считать, что их тела были испещрены татуировкой, а в ухе у каждого сверкало по серьге.
38 
