99 
Раскаяние обрушилось на него, опустилось, как влажный зимний туман. Он подошел к ней, повернул ее лицом к себе и приподнял ее подбородок:
– Я не могу изменить прошлого. Могу только пообещать, что подобное не повторится в будущем.
Ее глаза, такие невероятно синие в свете факелов, внимательно изучали его.
– Вы меня любите, Джастин? Любите хоть чуть-чуть?
Его грудь сдавило, будто обручем. Он произнес бы слова, которые она желала услышать. Ему до боли хотелось сделать так, чтобы ее девичьи мечты сбылись, но он не понимал, что значит любить, и твердо знал, что никогда не солжет ей.
– Вы мне дороги, Эриел. Больше, чем кто-либо другой. Я и не думал, что смогу к кому-нибудь так привязаться. Но любить… Любовь – нечто такое, о чем я не имею понятия. По правде говоря, я не считаю себя способным на такое чувство. Могу только сказать, что буду заботиться о вас и о наших детях и сделаю все возможное для вашего счастья.
Она нервно покусывала нижнюю губу.
– Я не знаю, как быть.
Эти слова вонзились в него, разрывая грудь. Ему вдруг стало трудно дышать.
– Позвольте мне заботиться о вас и дать вам все, чего вы заслуживаете. Пожалуйста, Эриел. Вы нужны, вы необходимы мне. Скажите, что будете моей женой.
Она смотрела ему в лицо, и он гадал, что она там видит, какие тайны открыли ей жесткие углы, линии и тени его лица. Но что бы это ни было, он увидел слезы у нее на глазах, заблестевшие в свете факелов.
– Я выйду за вас, Джастин.
Он не собирался целовать ее. Он просто смотрел в эти прекрасные, омытые слезами глаза и не мог наглядеться. И все же не удержался, заключил ее лицо в ладони и поцеловал эти дрожащие губы, и поцелуй его был полон томления и тоски, которые он испытывал постоянно с того момента, как выгнал ее из дома. Раскаяние в содеянном, сожаление о своем предательстве, смешанные с сознанием того, что она скоро будет принадлежать ему, захватили его целиком. В нем росла жажда обладания, бушевал огонь страсти. На мгновение Джастин выпустил эту страсть на свободу. Он поцеловал Эриел самозабвенно и почувствовал, как ее пальцы впились в его плечи. Он желал ее, желал оказаться внутри, и желание это было мучительным. Он снова поцеловал ее, потом усилием воли оторвался от нее, не позволяя себе сделать что-нибудь такое, в чем позже раскается.
Ему было трудно совладать с собой. По всему его телу прошла судорога. Грудь бурно вздымалась и опускалась, будто он пробежал с милю.
– Думаю, вам лучше вернуться в дом, – сказал он тихо. – Если вы этого не сделаете, боюсь, я нарушу обещание, которое дал вам перед отъездом.
Эриел подняла на него глаза. Лицо ее пылало, губы были еще влажными и хранили след его поцелуя. Он заметил нерешительность в ее взгляде и почувствовал, что ненавидит себя за это. Он поднял руку и погладил ее по щеке. Прикосновение его было легким, как перышко. Подарив ему последнюю робкую улыбку, она повернулась и поспешила к дому. Джастин смотрел ей вслед, стараясь подавить желание, все еще бушевавшее в крови. В последние несколько дней ему это удавалось. Теперь же, когда она согласилась стать его женой, оно впивалось в его тело, как когти хищного зверя. Похоть была ему знакома, но нежность, которую он испытывал, глядя, как она удаляется и исчезает в доме, удивила его. Мгновение он даже не мог понять, что это такое.
Он устало опустился на скамью, потирая затылок и пытаясь разобраться в своих чувствах. Еще раньше он известил своего поверенного о том, что собирается жениться, и поручил ему выхлопотать особую лицензию на брак. Он знал, что через несколько быстротечных дней будет женат. Теперь Джастин смотрел на свою руку, разминая, сгибая и разгибая пальцы, чувствуя, как напрягаются мышцы. Долгие годы он старался поддерживать свою физическую силу, как, впрочем, и дух, и разум. Он научился быть бесстрашным и умел использовать это бесстрашие, чтобы заработать состояние и вести себя независимо. Теперь же, мечтая о будущем, включавшем женитьбу и со временем, возможно, детей, он почувствовал, как в нем растет ужас, незнакомый прежде. По правде говоря, он никогда еще не был так напуган, как теперь, когда в одиночестве сидел в темном саду, думая о странном повороте своей судьбы.
Глава 20
Разразилась буря. Высокие кипарисы в саду гнулись до земли, покоряясь суровому северному ветру, завывавшему в долине. Дождь терзал землю, плевал в оконные стекла. Зигзаги молний заливали мрачным светом все вокруг, а за холмами громыхал гром.
99 
