— Убедите меня, что это не так, и, возможно, я сохраню вам жизнь, — грозно проворчал Лео, сильнее стиснув шею подлеца.
Обрюзгшее лицо Латимера побагровело.
— Мне даром не нужна эта женщина и никакая другая шлюха из-за… переделки, в которую я попал по вашей милости! Вы превратили мою жизнь в сущий ад! Расследование, допросы в суде на Боу-стрит… приятели грозятся сдать меня. Знаете, сколько врагов вы себе нажили?
— Далеко не так много, как вы.
Латимер дернулся, пытаясь вывернуться из рук Рамзи.
— Они хотят моей смерти, будьте вы прокляты.
— Какое совпадение, — процедил Лео сквозь стиснутые зубы. — Я хочу того же.
— Да что с вами такое? — взвыл Латимер. — Она всего лишь женщина.
— Если с Кэтрин что-нибудь случится, мне будет нечего терять. А если я не найду ее в течение часа, вы поплатитесь за это жизнью.
Что-то в голосе Лео заставило Латимера выпучить глаза от ужаса.
— Я тут ни при чем.
— Докажите, или я сдавлю вашу жалкую шею, пока вы не раздуетесь, как жаба.
— Рамзи! — Окрик Гарри рассек воздух, подобно удару меча.
— Этот слизняк говорит, что Кэтрин здесь нет, — проворчал Лео, не сводя с Латимера налитых кровью глаз.
Лязгнул металл, и Гарри ткнул дулом пистолета в середину лба Латимера.
— Выпустите его, Рамзи.
Лео разжал руки.
В могильной тишине комнаты послышался бессвязный лепет лорда. Латимер затравленно посмотрел Ратледжу в глаза.
— Помните меня? — тихо произнес Гарри. — Мне следовало вышибить вам мозги восемь лет назад.
Ледяной взгляд Ратледжа привел Латимера в еще больший ужас, чем пылающий гневом взор Лео.
— Пожалуйста, — проскулил лорд. Губы его дрожали.
— Говорите, где моя сестра, или я проделаю дыру у вас в голове. Даю вам пять секунд.
— Я ничего не знаю, — взмолился Латимер.
— Четыре.
— Клянусь жизнью! — По щекам старого распутника покатились слезы.
— Три. Два.
— Пожалуйста, пощадите. Я сделаю все, что угодно! Гарри помедлил, смерив Латимера оценивающим взглядом. Он прочел правду в глазах негодяя.
— Черт возьми, — тихо проворчал он, опустив пистолет. Латимер тяжело осел на пол, разразившись пьяными рыданиями. — Кэтрин не у него, — заключил Гарри, повернувшись к Лео.
Они обменялись быстрым угрюмым взглядом. Лео впервые ощутил свое родство с Гарри — мужчин сплотило отчаяние, тревога за дорогую им женщину.
— Кто еще мог похитить ее? — прошептал Лео. — Никто больше не связан с прошлым Кэтрин… разве что ее тетка. — Он на мгновение задумался. — В тот вечер, когда мы ходили в театр, Кэт повстречала мужчину, работавшего в борделе. Уильяма. Она знала его еще ребенком.
— Бордель находится в Мэрилебоне, — отрывисто бросил Гарри, бросаясь к двери. Он сделал знак Лео следовать за ним.
— Зачем тетке похищать Кэт?
— Не знаю. Возможно, она вконец лишилась рассудка.
Дом терпимости располагался в обветшалом, покосившемся особняке с плоским фасадом, который перекрашивали бесчисленное множество раз, пока кто-то не решил наконец, что дело того не стоит.
Окна потемнели от копоти, а парадная дверь скривилась, словно рот в похотливой ухмылке. Соседний дом, куда меньшего размера, напоминал сутулого забитого ребенка, стоящего рядом с развязным старшим братом.
Владельцы борделей, ставших семейным предприятием, нередко предпочитали жить в отдельных апартаментах. Лео тотчас узнал дом по описанию Кэтрин. Здесь она жила наивной маленькой девочкой, не ведавшей, что злая судьба уже лишила ее будущего.
Лео с Гарри миновали перекресток и направили лошадей в зловонный переулок позади борделя, глухую улочку, изрытую колдобинами, одну из многих в лабиринте мрачных проулков, прячущихся вдали от оживленных проспектов.
Двое мужчин сидели развалясь на крыльце борделя. Один из них, здоровый, крепкий, как буйвол, детина, должно быть, служил вышибалой. В подобных заведениях, как правило, нанимали громил, чтобы поддерживать порядок и улаживать споры между шлюхами и клиентами. Второй молодчик, хилый коротышка, походил на уличного торговца — на животе у него был повязан передник с карманами, а рядом на тротуаре стояла небольшая ручная тележка.
Заметив, что всадники разглядывают вход в бордель, вышибала заговорил заискивающим тоном:
— Наши девочки еще не работают, господа хорошие, лучше приходите, как стемнеет.