Особенно,... 
9 
— Это невозможно. Ты сама знаешь, что все кончено. Мы не можем повернуть время вспять.
— Я всего лишь попросила тебя уделить мне несколько минут твоего времени, ты не можешь мне отказать, Хью-го.
Ее рука скользнула по его руке, он ощутил прикосновение ее чувственных пальцев: легкое, опьяняющее. Он слишком хорошо знал ее власть над ним: она высасывала из него любовь до дна, пока силы не покидали его.
— Нет, Анастасия, — сердито повторил он. Затем он взглянул на нее сверху вниз, его лицо приобрело суровое выражение, он деланно усмехнулся. — Хорошо, — согласился он, — война научила меня не трусить перед лицом врага. Я отвезу тебя домой.
Она взглянула на него из-под длинных ресниц и одарила кокетливой улыбкой.
— Твоя галантность поразительна, — промурлыкала она.
В ее словах не чувствовалось иронии, скорее в них таилось приглашение. Он снова язвительно улыбнулся.
Они прошли через комнаты, в которых к этому часу уже заметно поубавилось гостей. Возле парадного входа лакеи подзывали экипажи.
— Ваша карета, миледи? — обратился к Анастасии лакей с позолоченным галуном.
— Карета графини Уилтширской, — нарочито громко и вызывающе ответил за нее Хьюго.
Им пришлось подождать, пока не подадут карету.
Хьюго встал поодаль от Анастасии. Она раскланивалась с отъезжающими, улыбалась и болтала с другими гостями, ждавшими своей очереди.
Наконец выкликнули ее имя, и они двинулись к удивительно элегантной карете, запряженной парой гнедых с серебряной упряжью. Дверцу украшал фамильный герб. На козлах сидели два кучера, и столько же лакеев стояли на запятках. Один из них соскочил, чтобы открыть графине дверцу и опустить ступеньки. Как только она уселась, он услужливо подал ей меховую накидку на колени. Хьюго мрачно подумал, что карета стоила больше, чем он мог заработать за год.
Дверца закрылась. Плавность, с которой карета двинулась с места, свидетельствовала об отличных рессорах.
— Тебе всегда хотелось комфорта, — заметил Хьюго.
Она не стала отрицать:
— Я наслаждаюсь им. Ты знаешь, я не смогла бы жить по-другому.
— Словно не было этих пяти лет. Мы вели подобные разговоры много раз при несколько других обстоятельствах.
Она не ответила ему. Он повернулся к ней и в отблесках мелькающих за окнами фонарей увидел, что она тоже смотрит на него, а ее губы призывно приоткрыты.
— Мы оба знаем, что это сумасшествие. — Он отвернулся.
— Хью-го, я так ждала твоего возвращения. Ночь за ночью я грезила о нашей встрече.
— В том, что мы делаем, нет никакого смысла, — зло перебил он ее.
Она промолчала.
В этот момент они подъехали к дому на Берклисквер. Лошади остановились, и они услышали, как кучер слезает с козлов.
— Что ж, мы повидались. Спокойной ночи, Анастасия, — попрощался Хьюго.
— Хью-го, ты не можешь со мной расстаться вот так. Мне нужно поговорить с тобой. Пойдем со мной.
В доме никого нет. Мой муж — за городом — Тем более ты должна вести себя осмотрительно.
— Пойдем, или я устрою сцену, — пригрозила она. — Ты же не хочешь выяснения отношений перед слугами.
Дверца кареты открылась, она сошла на расстеленный красный ковер, Хьюго последовал за ней.
Минуту он колебался, не уйти ли ему, затем пожал плечами и вошел в дом. Он отметил, что, несмотря на поздний час, в гостиной распоряжений графини ждали четыре лакея.
— В малой гостиной есть шампанское? — спросила леди Уилтшир.
— Да, миледи, и сандвичи тоже.
— Хорошо, если мне понадобится что-то еще, я позвоню.
Она увлекла его за собой, ее платье блестело в свете свечей. Массивные двери из красного дерева закрылись за ними, и он увидел, что находится в дамском будуаре.
По всей комнате были расставлены лилии. Как хорошо он помнил их резкий, навязчивый аромат.
На окнах висели шторы кораллового цвета, создающие отличный фон для ее темных волос и бледного алебастра ее кожи. Она стояла у камина в своем сверкающем и переливающемся наряде и пристально смотрела на него, словно хотела запомнить все мельчайшие черты его лица и фигуры. Затем она распахнула объятия:
— Хью-го!
Он приблизился к ней, но не обнял ее.
— Послушай, Анастасия, — промолвил он. — Ты сделала свой выбор. Назад пути нет.
— Почему? — Ее глаза сверкнули, губки надулись.
— Ты замужем, — неторопливо, словно объясняя что-то ребенку, отозвался он. — Ты предпочла любви деньги. Я много размышлял над твоим поступком и понимаю, что ты была абсолютно права, сделав такой выбор. Я не смог бы оплачивать эти побрякушки и платить жалованье хотя бы одному из твоих слуг, которые с подобострастием бросаются исполнять малейшие приказания. Я не смог бы дать тебе всего этого. — Он обвел рукой комнату с картинами на стенах, дорогими безделушками, позолоченными резными столиками, роскошной росписью на потолках и абиссинским ковром на полу.
9 
