— Сэр! — торжественно провозгласил папа Пол Сердюк. — Ваше место за нашим общим столом ждет вас. И как только вы сможете...
— Я и сейчас могу! — нагло заявил Бриджес.
Тут Луизе надоело ждать, когда наконец закончится эта сентиментально-торжественная сцена любви и братания разных народов, и она на очень неплохом английском языке сказала Джеффу:
— Мистер Бриджес! Попросите прощения у своих гостей, и...
И Луиза выразительно посмотрела на задницу Бриджеса.
Джефф обреченно вздохнул и с выражением страдания на небритой физиономии слегка переместился на бок. Сердюки деликатно отвернулись.
Луиза сделала Бриджесу укол, размассировала место укола ваткой и прикрыла Бриджеса одеялом.
— О'кей?
— О'кей, о'кей... — проворчал Джефф Бриджес. Потом вдохнул полной грудью и, не выдыхая, собрал, как говорится, свою волю в кулак, мобилизовал все немногие оставшиеся после операции силы и с величайшим трудом выговорил по-русски:
— Бла-га-дарь-ю... — Отдышался немного и добавил: — Луиза!
— Молодец! — похвалила его Луиза и вышла.
Большой знаток русского языка, Пол Сердюк восторженно зааплодировал. Его жена, ничего не поняла, но тоже похлопала в ладоши.
А Галю Сердюк, со своей чисто славянской бабьей жалостью к хворому мужику, уставилась на Джеффри Бриджеса глазами влюбленной лошади...
* * *
... По тому самому поэпизодному плану, который Сергей Александрович Мартов составил в самом начале работы над этим документальным сочиненьицем и который он сам же беспардонно предавал при первом удобном случае (а иногда и возвращался к нему, как блудный сын в отчий дом), сразу же после сцены в палате Джеффа Бриджеса следовал еще один эпизод, по сентиментализму и переслащенному слюнтяйству превосходящий все, что было написано Мартовым до сих пор...
Причем самое ужасное было то, что четыре года тому назад этот эпизод действительно имел место в жизни некоторых подлинных героев незаконченной истории под названием «Путешествие на тот свет».
И после долгих размышлений о дурновкусии в сегодняшней целлофанированной литературе, творимой в умопомрачительно короткие сроки большими бригадами под одним, уже «раскрученным», именем, Мартов не смог обидеть людей, которых успел полюбить. Как и любой одинокий пожилой человек, он невольно тянулся к чужому семейному теплу, с тайной, непроизносимой надеждой на то, что, несмотря на огромную разницу в возрасте, и он сможет быть кому-то интересен или даже — необходим...
Нежное и благодарное отношение литератора к своим героям победило, и Мартов решил хоть в этом-то не отклоняться от поэпизодного плана. Как бы его потом за это ни клеймили!..
* * *
... И снова «Федор Достоевский» стоял у портового причала одного полуострова, который во всех туристических фирмах мира значился чуть ли не центром Млечного пути международного морского и авиационного туризма!
Как и в прошлый раз, когда стояли совсем неподалеку от Африки, судно у причала было почти пустым, если не считать значительную часть команды, несущую свои обязательные вахты.
На шлюпочной палубе готовились к планово-круизным торжествам, и электрики, в том числе и Луизин Валерик, развешивали гирлянды разноцветных лампочек. Всей подготовкой к празднику руководили старший пассажирский помощник Константин Беглов и боцман Алик Грачевский...
Пассажиры русского лайнера и пара сот человек команды, смешиваясь с толпами туристов из всех стран мира, шатались по лавочкам и магазинчикам, передвигались по прозрачным трубам-коридорам гигантских аквариумов, а над ними и вокруг них проплывали феерически грациозные, жуткие разные акулы и огромные черные крылатые скаты с тонкими и длинненькими хвостиками, похожими на оперные китайские косички из «Чио-Чио-сан»...
Были там и крокодильи фермы, и бассейн с пятитонными дрессированными касатками, ничуть не уступающий знаменитому калифорнийскому «Морскому миру» под Сан-Диего...
Пальмы, солнце, рикши, прогулочные коляски с очень большими тяжеловозными мохнатыми конями...
А через городские площади медленно плывут разукрашенные и затейливо разрисованные старинные японские и американские автомобили, из улицы в улицу неспешно перетекает людской поток всех цветов кожи...
Таня Закревская, переводчица с французского Лялька Ахназарова и доктор Тимур Петрович Ивлев стояли у витрины «собачьего» магазина.
За витринным стеклом был устроен маленький лужок с настоящей травой и площадочками на разных уровнях. По этим площадкам и по этому декоративному лужку прыгало, валялось и бродило не меньше полутора десятков собачек детско-щенячьего возраста.