Сцепив затянутые в перчатки руки на коленях, она заставила себя сопротивляться.
— Пусть даже я согласна, что приличия будут соблюдены, но не думаю…
— А что же тут думать, дорогая леди, — пробормотал он с вкрадчивой убедительностью. — Просто скажите «да». — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Вижу по вашему лицу, что вам до смерти хочется научиться управляться с поводьями. И хотя обычно не в моих привычках хвастаться собственными умениями, многие считают меня отличным возницей. Могу вас заверить, что я никогда не наеду на фруктовую палатку и не дам вам возможности сделать это, пока вы будете учиться.
Лили засмеялась:
— Нет, на этот счет я спокойна.
«И я на самом деле не боюсь», — осознала она, чувствуя себя с ним так же надежно и безопасно, как младенец в колыбели.
— Тогда доставьте мне удовольствие обучать вас, — уговаривал он. — Это будет просто чудесно, обещаю.
«Уверена, что именно так и будет, по этой причине я должна отказаться».
— Если это заглушит ваши опасения, обещаю сохранять атмосферу наших уроков строго платонической. Можете думать обо мне как о своем заслуживающем доверия родственнике.
Она усмехнулась:
— Дальнем родственнике, полагаю, который не прочь сбить свою ученицу с пути истинного. Ну, если б вы поклялись вести себя как мой брат…
— У вас нет брата, — ухмыльнулся он.
— Вот именно.
Он бросил на нее взгляд, который был в равной мере насмешливым и раздраженным.
— Просто скажите «да», Лили.
Как легко у него это выходит! Интересно, испытывала ли Ева те же чувства, раздумывая, взять или не взять яблоко? И все же она ведь соглашается не лечь с ним в постель… только сидеть в экипаже, где даже сейчас ей стоит лишь чуть-чуть наклонить голову, чтобы уловить ею восхитительный мужской запах, или слегка наклониться вбок, чтобы слегка коснуться его сильного, атлетического тела.
Нервно покусывая нижнюю губу, она вела безмолвную битву, в которой сердце яростно сражалось с головой. «Скажи "нет"», — предостерегал разум. Но тут он улыбнулся ей так, что она буквально растаяла.
— Ну хорошо, — поспешно проговорила она. — Как скоро мы сможем начать? Сегодня?
Он рассмеялся:
— Нет, не так скоро. В такое время дня невозможно отыскать какую-нибудь немноголюдную улицу, хотя, полагаю, один из парков может быть самым подходящим местом, с которого следует начать. Если вы съедете там колесом с дорожки, то самое страшное, что вы сделаете, — это раздавите несколько полевых цветков да вырвете кусок травы.
Она вздернула подбородок:
— Кто сказал, что я буду съезжать с дороги? Вы меня недооцениваете.
Он широко улыбнулся, лучики крошечных морщинок разбежались из уголков глаз.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
Приятное тепло омыло кожу; ощущение, которое, она знала, не имеет ничего общего с очень теплым днем поздней весны.
— Что скажете насчет половины десятого завтра утром? — предложил он. — Или это слишком рано?
Она покачала головой:
— Я ранняя пташка, поэтому это отличное время.
— О, еще один интригующий кусочек информации о ваших личных привычках. Я стану думать о вас завтра утром, когда буду умываться и одеваться, гадая, проснулись ли вы и делаете ли то же самое.
Она отогнала прочь провокационные образы, вызванные его словами.
— Я думала, мы договорились, что вы будете вести себя прилично во время уроков?
— Но у нас сейчас не урок. Я ничего не говорил о времени до и после.
Ее сердце подпрыгнуло.
— Тогда я буду очень стараться избегать вашей компании — за исключением времени обучения.
Почти незаметным движением поводьев он замедлил движение фаэтона и плавно остановил экипаж. Сдвинувшись на сиденье, прижался коленом к ее бедру.
— Вы, конечно, можете попробовать, моя дорогая Лили, — прошептал он. — По сути дела, мне не терпится посмотреть на ваши попытки.
«Боже милостивый, во что я позволила себя втянуть?» — гадала она.
— Заеду за вами завтра утром, — пробормотал он. — Постарайтесь не опаздывать.
Только сейчас до нее дошло, что они приехали к ее дому и что дворецкий держит дверь открытой, чтобы впустить ее. Лакей вышел вперед и уже собрался помочь ей сойти на землю, но маркиз спрыгнул первым, чтобы самому исполнить эту почетную обязанность. Но вместо того, чтобы протянуть одну руку, он обхватил ее широкими ладонями за талию и снял с экипажа, задержав в своих объятиях на лишнюю долю секунды, прежде чем в целости и сохранности поставить на землю.