Слова герцога вызвали в князе азартное волнение.
– Я очень хорошо знаю, ваше высочество, – продолжал он после паузы. – Вы знаток древностей, поскольку видел, какие сокровища были собраны в вашем дворце в Санкт-Петербурге. Меня интересует не только поиск сокровищ, но и приобретение древних ценностей, многие из которых тайно вывозятся сейчас из Египта и в ряде случаев попадают в Америку.
– Не думаете ли вы, – спросил князь, – что я мог бы заняться этим делом для вас?
– Если бы заинтересовались этим, – ответил герцог. – Я не могу представить себе человека более квалифицированного, чем вы, который не попадется на подделку.
– – Думаю, нет необходимости говорить, – сказал князь тихим голосом, – что это означало бы для меня.
– В Греции и на греческих островах можно еще купить статуи, вазы и древние урны, так что вам не надо будет ограничивать свою деятельность только Египтом.
Князь молчал, потрясенный предстоящей перспективой. Он Сказал:
– Поклянитесь мне, что вы хотите не просто придумать для меня работу, а и на самом деле собирались найти себе компаньона, который представлял бы ваши интересы.
– Я готов поклясться на Библии, если надо, – отвечал герцог. – У меня действительно были планы на этот счет, если бы я не нашел эксперта в Каире, то вернулся бы домой.
В таком случае я, несомненно, лишился бы возможности приобрести огромное количество сокровищ, о которых так мечтаю.
– Даже не знаю, как и благодарить вас… – начал было князь.
– И не пытайтесь, пожалуйста, – сказал герцог. – Вы легко выразите свою благодарность тем, что будете препятствовать грабителям разорять гробницы и уничтожать тем самым исторические ценности.
– Можете быть уверены, что я не упущу ни одну истинную ценность, – с улыбкой сказал князь.
Завершив прогулку, они спустились в каюту герцога, и он написал письмо в свой банк в Каире, в котором распоряжался выдавать князю приличную сумму в качестве ежегодного жалованья, а также оплачивать все его счета, которые он представит в банк.
По такому соглашению легко было бы обманывать герцога, однако он знал, что князь Иван, как и княжна, слишком горд и будет действовать с исключительной честностью, которая показалась бы нелепой многим современным дельцам.
Когда герцог закончил письмо, князь, глубоко вздохнув, сказал:
– Я не могу поверить, что туча отчаяния, преследовавшая меня в течение семи лет, развеялась в одночасье.
– Забудьте об этом! – сказал герцог так же, как говорил до этого Милице.
Чтобы сменить тему разговора, герцог спросил:
– А что князь Александр? Все еще хочет вступить в Иностранный легион?
– Он ждет этого с нетерпением, – ответил князь, – и, знаете, он просто создан для такой службы, к тому же она улучшит и укрепит его характер.
Видя, что герцог соглашается с ним, он продолжил:
– Да у него нет иного выбора. Попытаться жениться на богатой женщине? Но Александру трудно было бы сейчас войти в общество, ведь у него ничего нет, разве что одна одежда, да и ту одолжили, Герцог молчал, и князь закончил:
– Меня только беспокоит, что Иностранный легион может не принять его.
– Это исключено, – ответил герцог.
– Почему?
– Потому что я знаком с их командующим. Мы воевали вместе в пустыне, когда он был еще в младшем чине, и он – француз, который вызывает у меня величайшее восхищение.
– И вы рекомендуете ему Александра?
– Обязательно, – ответил герцог, – у князя не будет трудностей со вступлением в Иностранный легион, о нем позаботятся и в дальнейшем.
Князь облегченно вздохнул.
– Я просто не пойму, – сказал он прочувствованно, – как я мог с самого начала сомневаться в вашем великодушии и вообразить, что вы не поможете нам, если не принудить вас.
– Вы вне опасности, и это самое главное.
Герцог задумался, стараясь представить, что было бы, если бы князь с самого начала поступил как обычно и сам пришел бы на яхту. Понял бы он тогда всю тяжесть положения русских аристократов?
Прежняя их жизнь во всем была, что называется, розарием до начала войны, а затем и революции, изменившей все за одну ночь.
Он постоянно спрашивал себя, что было бы с ним, если б ему выпала столь нелегкая участь?
Герцог был убежден, что если б он и Гарри проявили мужество, то Долли вела бы себя совсем не так, как Милица.
Он все же чувствовал себя уязвленным и был разочарован тем, что, несмотря на все его увещевания, княжна продолжала относиться к нему недоверчиво и недружелюбно, словно не могла простить, что он англичанин.