Когда же он держал ее в своих объятиях, все казалось ничтожным по сравнению с ее пленительностью и очарованием, перед которыми он обо всем забывал.
Теперь герцог понял, что, каким бы сильным ни было его влечение к Долли, оно уже исчезло. Для него была ясной вся нелепость сложившегося положения: вдалеке от дома и на яхте им трудно было бы избегать друг друга.
Словно по зову его мыслей Долли вошла в каюту, села на ручку его кресла и обхватила руками шею герцога.
– Я люблю тебя, Бак, – сказала она, – и хочу, чтобы ты любил меня. Меня возмущают эти люди, ворвавшиеся в нашу маленькую компанию, потому что мы теперь не можем быть наедине.
Герцог заставил себя взять ее за руку, хотя ему совершенно не хотелось касаться ее.
«Я, кажется, сошел с ума!»– подумал он про себя.
Раньше в его любовных романах постепенно наступал период «охлаждения» до того момента, как он окончательно признавался самому себе, что его чувства изменились и некогда любимая леди больше не привлекает его.
Но никогда еще с ним не происходило такого внезапного отключения без каких-либо предварительных симптомов в перемене чувств, что помогали как-то сориентироваться, как ему поступить.
Ему даже вздумалось отправить всю компанию назад из Александрии другим путем.
Там, в гавани, всегда были корабли из Индии, и он мог бы оплатить их переезд, объяснив, что хочет один отправиться на сафари или же поплыть в Судан.
Но он ни на миг не сомневался, что Долли захочет отправиться вместе с ним.
– Что случилось, Бак? – спрашивала она. – Почему ты молчишь? Я беспокоюсь за тебя.
Герцог высвободился из ее рук и поднялся с кресла.
– Кажется, я простудился, – сказал он. – В это время года ветры очень коварны.
– Я бы не хотела подхватить простуду! – воскликнула Долли. – Красный нос мне вовсе не идет!
– Тогда лучше держись от меня подальше.
– Я попробую рискнуть, – сказала она, двинувшись к нему, но герцог уже дошел до двери.
– Пойдем поищем остальных, – сказал он. – Не Скучают ли они там?
– Ну, знаешь, Бак! Я никогда не слышала ничего более смехотворного!.. – начала Долли.
Но герцог уже шагал по коридору, и она вынуждена была последовать за ним.
Проходя по коридору, Долли со злостью думала:
«Это проклятые русские все испортили! Лучше бы они оставались в своей родной стране!»
Глава 5
Герцог стоял на носу яхты и любовался первыми лучами солнца, которые рассеивали ночную тьму, и. Оглянувшись заметил, что он не один на палубе.
Точно охотник, увидевший наконец-то долгожданного оленя, он почувствовал неудержимое волнение при виде идущей к корме княжны Милицы.
В последние дни его настроение колебалось между отчаянием и негодованием, потому что, несмотря на его разъяснения, княжна не присоединялась к остальной компании ни за столом, ни в другое время дня.
От Нэнси Рэдсток он знал, что княжна приняла от нее пальто и другие необходимые вещи и взамен занялась шитьем, которое, по выражению Нэнси, она выполняла «абсолютно фантастически».
– Никогда еще я не видела таких крошечных стежков и такой утонченной работы, – говорила она герцогу, – я сразу догадалась, до того, как она сама мне сказала, что княжну обучала француженка, воспитывавшаяся в монастыре.
Герцог улыбнулся.
У аристократов Санкт-Петербурга было принято нанимать французских гувернанток и учителей для своих детей, и царь и его придворные всегда говорили по-французски или по-английски.
– Сначала меня забавляло ее настойчивое желание как-то услужить мне, – сказала Нэнси, – но сейчас я рада «а шитью, потому что у нее получается это лучше, чем у любой швеи или горничной.
По крайней мере, думал герцог, хотя бы в этом княжна поступила благоразумно. Всякий раз он надеялся увидеть ее во время обеда или ужина, но она по-прежнему оставалась в каюте и предпочитала есть с отцом.
Более того, когда он дважды в день навещал Великого князя, княжна Милица всегда выходила из каюты и не возвращалась, пока он не уйдет.
Таким образом, у него не было возможности поговорить с нею, и еще до того, как Нэнси сказала ему, он и сам успел заметить, что княжна значительно изменилась внешне.
После хорошего питания, отдыха и, как он думал, избавления от постоянной тревоги, кроме разве мыслей о будущем, с, ее лица исчезли напряженность и страх, а сама она больше не выглядела чересчур тощей.
» Она очень красива «, – размышлял он.