— Никогда бы не подумала, что можно ездить так быстро. Неудивительно, что вы выиграли столько скачек: ваши лошади самые быстрые из всех, которых я видела.
— Я еще надеюсь выиграть Золотой кубок в Аскоте, — ответил Олчестер.
— А я смогу это увидеть?
Маркиз оглянулся на девушку, и Кистна поняла, что это не входило в его планы.
— Пожалуйста… позвольте мне увидеть, как ваша лошадь первой минует призовой столб, — умоляла Кистна.
— По правде говоря, я не думал, что вам захочется присутствовать на скачках.
Маркиз посмотрел на Уоллингхема, и они без слов поняли друг друга: было бы весьма нежелательно, чтобы Кистна впервые появилась на столь людном сборище. Там мог оказаться кто-нибудь, кто был в Италии и встречал Мирабел.
Девушка тем временем переводила взгляд с одного своего спутника на другого, чувствуя, что они думают о чем-то, чего она не понимает.
— Я… сделала что-то не так? — спросила она.
— Нет, нет, — отозвался Олчестер. — Просто я не собирался брать вас на ипподром, и, прежде чем ответить, я должен еще раз все обдумать.
По тому, как это было сказано, Кистна поняла, что маркиз почему-то затрудняется принять решение, но чем вызваны его сомнения, осталось ей непонятно.
Но зато она гораздо лучше маркиза или Уоллингхема чувствовала, как меняется сама с каждым днем, проведенным в аббатстве. Кистна все больше становилась похожа на ту девочку, которая приехала в Англию, уверенная, что так или иначе сумеет позаботиться и о себе, и о младшей сестре.
Дома, в Индии, Кистна была счастливой и не боялась людей и не думала, что жизнь может повернуться к ней своей темной стороной. Только когда в приюте появилась миссис Мур, девушка почувствовала себя во власти злобного и безжалостного существа, от которого, казалось, не было спасения. Она не могла бросить в приюте младшую сестру и уйти, чтобы попытаться устроить собственную жизнь.
А когда маленькая Индира умерла, у Кистны уже не осталось сил, чтобы уйти из приюта. Да и вряд ли миссис Мур позволила бы ей уехать. Девушке казалось, что впереди у нее только медленная, мучительная смерть от голода, холода и нищеты. Она ведь видела, как мучаются и умирают приютские дети.
Но произошло чудо, и жизнь ее внезапно переменилась. Маркиз представлялся девушке самим архангелом Михаилом, который вынес ее из тьмы к свету. К тому свету, который остался где-то далеко позади, когда из теплой солнечной Индии она попала в мрак, холод и сырость приюта.
По ночам, дрожа от холода под ветхим, изношенным до дыр одеялом, она старалась представить себе солнце, которое освещало крышу их бунгало. Кистна словно наяву видела прекрасные цветы, которые ее мать выращивала в крошечном садике возле дома, и постепенно ее полупрозрачное изголодавшееся тело согревалось. Она как бы становилась частью того солнечного сияния, которое превращало в расплавленное золото воду той реки, чье имя она носила.
Она родилась и выросла в прекрасном мире, и уродство приюта медленно убивало ее душу. Уродливы были холодные комнаты, сломанные кровати, грязные полы.
Кистну приводила в ужас вечно пьяная миссис Мур, ее визгливый голос, который непрерывно выкрикивал ругательства, голодные дети в лохмотьях, чьи косточки, казалось, были готовы прорвать кожу. Не было вокруг ничего, кроме уродства и голода, бессильных слез и безнадежности.
Кистна помнила, как ее отец любил все прекрасное, как восхищался красотой, которую нашел в Индии. Он всегда мечтал открыть новую землю, к которой сердцем и душой стремился задолго до того, как впервые увидел ее. Это влечение заставило преподобного Джона Лавелла стать миссионером в стране, которой религиозное рвение реформации было неведомо.
Джентльмены из Ост-Индской компании не собирались управлять Индией, они намеревались лишь делать здесь деньги.
Они и делали это весьма эффективно в течение XVIII века, постепенно все прибирая к рукам, пока в 1813 году монополия компании на торговлю с Индией не была отменена и общественное мнение в Англии впервые смогло влиять на британскую колониальную администрацию.
До сих пор Ост-Индская компания запрещала христианским миссионерам приезжать в Индию, но после назначения вице-короля Индии авторитет правления Вестминстерского аббатства очень возрос и запрет был снят.
Преподобный Джон Лавелл предвидел, что это случится, а один из его родственников, служащий Ост-Индской компании, намекнул ему, что есть страна, в которой деятельность миссионера намного привлекательнее, чем нищенское существование приходского викария в Англии.