55 
Кистна продолжала:
"Я встретила твоего отца, когда украшала цветами нашу церковь. Я делала это каждую субботу, и это было моей обязанностью в течение нескольких лет.
Он сказал мне, что назначен викарием этой церкви.
Мы поговорили, а потом стали встречаться каждую неделю, но мои родители, конечно, об этом не подозревали.
Ты же знаешь, как он красив и очень, очень мил. Я страстно полюбила его и знала, хотя он и не говорил об этом, что он тоже меня любит.
Когда мне сказали, что отец дал свое согласие на мой брак с князем Фридрихом, мы не могли больше молчать и признались друг другу в своих чувствах, хотя знали, что нам не на что надеяться.
Твой отец сказал, что не сможет оставаться в Европе, зная, что я вышла замуж за князя, и через одного из своих родственников, служившего в Ост-Индской компании, договорился, что отправится в Индию миссионером.
Уже было известно, что скоро власти позволят миссионерам проповедовать в Индии, и, видя горячее желание твоего отца уехать, этот родственник помог ему получить разрешение отправиться в Индию раньше, чем остальные миссионеры.
Так уж случилось, что корабль, на котором должен был плыть твой отец, уходил из Тилбери утром того самого дня, когда должна была состояться моя свадьба.
Я была вне себя от горя из-за того, что навсегда теряю Джона и должна буду против воли выйти замуж за князя Фридриха. Ни огромное приданое, ни дорогие подарки и приготовления к свадьбе не доставляли мне никакого удовольствия. В тот момент, когда я должна была попрощаться с любимым, я поняла, что не смогу без него жить и, если мы не можем быть вместе, мне лучше умереть".
Кистна посмотрела на маркиза и поняла, что они думают об одном и том же. Затем она продолжала читать исповедь матери:
"Мы встретились в церкви, которая уже была убрана белыми цветами к завтрашней свадебной церемонии. Твой отец был в дорожном костюме. Он собирался в тот же день в пять часов вечера сесть в почтовый дилижанс, который останавливался на перекрестке у нашей деревни.
Когда мы встретились, я поняла, что не могу позволить ему уехать. «Возьмите меня с собой, — умоляла я. — Пожалуйста, возьмите меня с собой! Если вы покинете меня, я умру, потому что не смогу выйти замуж ни за кого, кроме вас!»
В первое мгновение он не поверил мне. Потом он понял, что я говорю правду и мои слова идут из глубины сердца. Он обнял меня, и я поняла, что больше нам нечего бояться, что теперь будущее принадлежит нам!
Я села в дилижанс с твоим отцом в той одежде, в какой была. Я боялась вернуться домой за вещами, потому что кто-нибудь мог заметить это и помешать мне уехать. Мы поженились на следующий день, рано-рано утром, венчавший нас пожилой священник был подслеповат и не заметил, что я преувеличила свой возраст. Мы поднялись на палубу корабля, и никто не обратил внимания на двух скромных миссионеров.
Много позже мы узнали, что мое исчезновение перед самой свадьбой стало для всех ужасным потрясением и многие считали, что меня убили. Я же была счастлива, что благодаря этому ужасному предположению меня не стали искать, иначе Джона могли бы обвинить в похищении несовершеннолетней или, что еще хуже, отец мог добиться расторжения нашего брака.
Если ты читаешь это письмо, моя дорогая маленькая Кистна, значит, меня уже нет с вами, но, пожалуйста, помни о том, что я была счастливейшей женщиной в мире, потому что вышла замуж за человека, которого любила и который любил меня, который подарил мне корону любви, самое ценное, что есть на свете.
Благословляю тебя, моя дорогая, и надеюсь, что в свою первую брачную ночь ты обретешь то же счастье, что нашла я, такую же чудесную любовь, которая будет хранить и защищать тебя всю жизнь".
Голос Кистны дрогнул на последних словах письма.
Она положила его на стол, и маркиз немедленно заключил ее в свои объятия.
— Ваши родители любили друг друга так же, как мы, — сказал он, — и мы будем так же счастливы, как они.
Но даже в эту минуту он не мог не подумать о том, что его реванш оказался абсолютным: Бранскомб не мог жениться на Мирабел, деньги, записанные его дедом на младшую дочь, теперь принадлежали Кистне, Бранскомб по-прежнему был вынужден искать богатую наследницу, чтобы поправить свои дела.
Это была высшая справедливость, но теперь для маркиза было гораздо важнее, что он нашел Кистну и с ней — свою любовь.
Она изменила его, и маркиз знал, что никогда больше он не будет прежним, тем «чудовищем», как сказал Перегрин, грубым и безжалостным.
Он был безумно, невозможно счастлив и хотел, чтобы все вокруг тоже были счастливы. Все, но не Бранскомб.
Это было бы слишком!
Маркиз больше не горел желанием отомстить графу, но он не мог позволить ему портить себе жизнь в будущем, как ему удавалось делать это в прошлом.
Единственное, что сейчас имело для маркиза значение, было счастье Кистны, Он знал, что она его любит, и поэтому сделать ее счастливой было вполне в его силах.
Сейчас в ее глазах стояли слезы. Кистна была слишком потрясена прочитанным, и маркиз целовал ее, чтобы осушить эти слезы.
Он целовал жену до тех пор, пока ее печаль не исчезла без следа, и он почувствовал, что разгоравшийся в нем огонь воспламеняет и ее.
Этот огонь разгорался все сильнее, и, когда его губы касались шеи Кистны, маркиз чувствовал, как она дрожит в предвкушении тех новых ощущений, которые он ей подарил.
— Я… люблю вас, — шептала Кистна почти беззвучно, — Я хочу вас… мой Бог, как я хочу вас! — отвечал маркиз.
— Я ваша… Любите меня… любите!
Его руки снова коснулись ее тела, его губы снова завладели ее губами, сердца их бились в унисон, и Кистна думала о том, что он уносит ее к Небесам.
А маркизу казалось, что они вознеслись к звездам, что солнце окутало их своим сиянием.
На свете существовала только их любовь, и они были единым целым.
55 
