Особенно,... 
35 
– У меня тоже всё как обычно. Денег не очень, потому что я, увы, всего лишь обычный психолог. К тому же – не самый лучший. Если бы не твои мастер-классы… Ничего такого особенного я не умею, ведическими дарами не обладаю. А ходят ко мне, как и прежде, в основном мужики. Мало того, что я как женщина не уважаю мужчину, который попрётся решать проблему к психологу, а не с топором в чащу лес валить, так я ещё им и ничем помочь не могу.
– Не «так я ещё им», а именно потому что к психологу, а не в чащу с топором. Духовное тело мужчины грубое, тяжеловесное, в отличие от женского – тонкого, текучего, как вода. Реку нельзя повернуть вспять, она всё равно рано или поздно впадает в море, в океан, но в реку можно опустить ладонь. Попробуй, опусти ладонь в дерево или камень. Это не каждому под силу. И ласковым, не нарушающим структуру проникновением это не будет – это, так или иначе, деструкция. Другое дело – вода…
– Да. Только им этого не объяснишь. Не стоит и пытаться. А то и моей небольшой клиентуры лишусь. Мне уже кажется, что весь мир состоит из каких-то некондиционных мужиков-девочек, мужиков-истеричек.
– Это профессиональная деформация, Сашка. В мире огромное количество нормальных мужчин. Их куда больше, чем нормальных женщин. Женщина по сути своей текучей ненормальна и способна принимать любые формы, заполнять собой всё. А мужчина – норма уже только по единожды определённой твёрдой форме… Ладно. Не буду тебя грузить. Представь себе, что ты врач-травматолог. Ну не будет же тебе казаться, что в мире все как один – с поломанными руками и ногами?
– Не будет. Наверное…
– Или патологоанатом. И в мире не осталось никого живого. Выходишь на улицу, а там – трупы, трупы, трупы…
– Очень даже может быть, – Сашка усмехнулась. – Помнишь старый анекдот? Выходят гинеколог с паталогоанатомом на улицу после суточного дежурства. Идут, жизни радуются, солнышко светит. Паталогоанатом говорит гинекологу: «Хорошо-то как! Вокруг – люди, люди! Живые люди!», а гинеколог ему: «И лица, лица, лица!»
– Ну вот, типа того. Так что терпи ты этих пиздострадальцев ради денег, а близко к сердцу не принимай. Не все мужчины такие. Ещё что новенького?
– Ничего. Мамашки с проблемными детьми. В лучшем случае – с гиперактивными и этих отправляю к невропатологу, в худшем – с разбалованными ублюдками, мамы которых считают их гиперактивными. Сейчас же поголовная интернет-грамотность.
– Я тебе буду семейные парочки отправлять. Их у меня развелось, как грязи. Я попросту не успеваю. Там вообще проблем никаких. Сиди, в блокноте цветочки рисуй, пока они «на зрителя» выговариваются. В конце – пару умных предложений со словами «дискурс», «герменевтика», «идеологема», «мультикультурализм». Но чтобы непонятно. Начнёшь психологическими терминами изъясняться – всё пропало. Они умные. Из сети психологический словарь скачали, распечатали и на холодильник примагнитили. В конце дай пару простеньких советов про доверие и отношения. В общем, кого я учу. Ещё вина?
– Давай… Ирка, погадай мне, а?
– Никогда. Говорила же уже. Отстань. У меня на тебя блок стоит. Я тебя не вижу. Ты же знаешь, что карты – ерунда. Шляпа с кроликом. Фокус-покус. Я или вижу или нет. Тебя я не вижу. Смысл в гадании?
– Ну, хотя бы в шутку. Для прикола.
– А в шутку молотком по голове тебе не дать? Или вот ножом в глаз для прикола? Не буду. Давай лучше куда-нибудь сходим. Б-о-оря! – И тотчас из недр её немаленькой квартиры материализовывался кряжистый мускулистый Боря, готовый идти за своей женой (при своей жене, впереди своей жены – по команде и по требованию) на край и за край света.
Сашка познакомилась с Иркой в коридоре психфака. Случайно.
Всё, что впервые, всегда кажется случайностью, не так ли? Или всё же предопределением? Но это всего лишь другая сторона случайности.
Парень случайно сталкивается с девушкой в метро – и лет через тридцать их внук идёт первый раз в первый класс. Уже вовсе не случайно. Ожидаемо. И ранец заранее куплен, и красивые тетрадки заблаговременно наряжены в новёхонькие обложки. Не говоря уже о школьной форме. Кто-то случайно спотыкается на обледенелом тротуаре, ломает ногу и, чёрт побери, не попадает на долгожданный концерт. И не лежит потом с простреленной головой на полу концертного зала, здание которого захвачено террористами. Женщина идёт по переулку под самыми окнами старого дома, и её случайно убивает огромной сосулькой. Куда шла эта женщина? Быть может, к своей матери, измучившей её своими болезнями, скверным характером и нежеланием продать эту жилплощадь в историческом центре, чтобы её дочь и внучка могли хотя бы нормально питаться? Невероятными путями женщина раздобыла синильной кислоты. И уже даже опробовала её на жалком подъездном котёнке с гноящимися глазами. Он только понюхал… Всё лучше, чем так жить. Мать в последний раз вкусно поест, в последний раз щедро осыплет дочь незаслуженными оскорблениями, и та даже всё покорно выслушает, и со всем согласится. Она принесла матери целый блок любимых старухой сигарет – пошла на траты, достала из отложенного дочери на новую куртку. Сама она не курит, так что гарпия ничего не заподозрит и всем будет довольна. А потом вкусный кофе. Нет… Нельзя лишать мать последнего удовольствия. Пусть первую чашку выпьет с сигаретой, старая дрянь. Налить четверть чашки. Пусть ещё поскандалит. «Что ты вечно наливаешь, как украла?! Знаешь же, что я люблю много кофе. Много. МНОГО КОФЕ, дура несчастная! Так трудно запомнить, что и как любит собственная мать?» И вот уже в полную чашку… Сосулька-убийца. Промысел Божий? Случайно погибла, не нарушив заповеди «не убий»? А чистота помыслов наших? Но старуха ещё десять лет изводит несчастную осиротевшую внучку. И вот в двадцать три года молодая красавица остаётся полновластной владелицей трёхкомнатных апартаментов в центре. Мерзкая, морщинистая, постоянно смолящая тварь за десять лет научает её французскому языку, хорошим, как это ни забавно, манерам, а также: вышивать гладью и крестиком, плести кружева, писать маслом и музицировать на фортепиано. Красивая, образованная и небедная. У старухи в заначке обнаруживаются совершенно удивительные драгоценности. Откуда? После смерти этого исчадия ада внучка находит в одном из ящиков комода – с двойным дном – письма от давно почивших великих мира сего. И случайно узнаёт, кто её дед, отец её случайно погибшей от замёрзшей воды матери. Дед намного старше недавно умершей бабки. Намного. И у него, конечно же, своя семья. Документальных свидетельств никаких. Бабкин дневник. Пара весьма туманных писем… Почему бабка так относилась к матери? Никто не ответит. Зато внучка теперь свободна. Она едет к морю и там случайно знакомится с молодым человеком. Пляжный волейбол. К её полотенцу подкатился мяч. Сейчас одна полностью счастливая семья живёт в Феодосии. Скромный домик, пышный сад. Двое здоровых и красивых детей. Девочки. Муж, боготворящий жену. Жена, отвечающая ему взаимностью, несмотря на то, что он не знает никаких языков, кроме русского, а музыкальное его образование ограничивается тремя аккордами на расстроенной шестиструнной гитаре. Украинская «дэржавна мова», играючи освоенная супругой, коренному уроженцу этих мест никак не даётся в полном объёме. И ещё он чавкает и кладёт локти на стол во время еды. Летними вечерами они гуляют по набережной. На близнецах – красивые платьица с кружевными воротничками. Мать сплела. Ещё она отлично плетёт макраме – весь дом увешан цветочными горшками в кашпо собственноручной работы. Иногда, в сезон, она приторговывает кружевом, кашпо и ещё видами Феодосии, написанными ею маслом «под Айвазовского». Для удовольствия. Потому что в деньгах они не нуждаются. А личный самолёт и статуя «из гробницы фараона» им ни к чему.
35 
