148 
– Это у тебя ничего больше. У вас во всем так: призвали в армию – служи, отпустили из армии – не служи… Как собака, честное слово. Я не так служу. У меня отпуска не бывает. Мы никогда не выжили бы без этого, как ты называешь, чипа! Без чипа мы погибли бы в рассеянии!
– Без чипа вы не попали бы в рассеяние, to begin with. Он подсел ближе и обнял ее, она не отстранилась.
– Ужас, – сказала она вдруг горько и беспомощно. – Вшиты в меня две программы, и ни одна не пересиливает. Одна – ЖД, вторая – ты, и то и другое явно сильней меня. Как мне это совмещать – ума не приложу.
– Ну, потерпим, – сказал Волохов. – Говорят, если долго терпеть, само рассасывается.
– И что же тут рассосется?
– Да очень просто. Повоюют и перестанут, будет все как раньше. Будешь жить тут, на хазарских территориях, я перееду поближе к границе…
– А что я беременна – тоже рассосется? – спросила она. Некоторое время Волохов безмолвствовал, крепко прижимая ее к себе.
– Прости, Жень, – сказал он.
– Ничего, я сама давно хотела.
– Да не за то, господи… Это да, это как раз отлично. Прости, что я это… распространился.
– Ты еще не так распространишься. – Единственное хазарское, что в ней было, – так это кажущаяся отходчивость, легкость перемены настроения, да еще неутомимость, конечно. – Ты будешь теперь все чувствовать как я. Мы же связаны крепче некуда, это самый абсолютный союз. И будь уверен, когда у меня начнется токсикоз, тебя тоже начнет тошнить – не только от хазарства, но и от твоих друзей варягов, и от коренного населения, в которое ты веришь…
– Да от коренного населения, если это тебя утешит, меня давно тошнит. Меня эта пассивность чертова, неумение распорядиться своей судьбой, идиотская мечтательность – давно уже достали вот как. Ни одному слову верить нельзя, и не потому, что врут, а потому, что сами не понимают, что говорят. Я их ненавижу, если хочешь знать, и себя ненавижу за бессилие. Когда мне один наш местный глаза на это открыл, – я, веришь ли, ликовал. Нашел брата! А как присмотрелся к этим братьям, которые готовы вечно прожить в кабале у вас ли, у кого ли другого, – лишь бы самим ни за что не отвечать… Где те великие свершения, которыми это все оправдано? Тоже нуль. Культуру сделали раскаявшиеся варяги и передумавшие хазары – единственные, кто тут что-нибудь умел. А наши – так, фольклор да сумасшедший Хлебников. Что это за народ, интеллектуальная элита которого живет в метро на кольцевой и ездит по кругу?
– Как ты сказал? Интеллектуальная элита?
– Да, объясню как-нибудь. Говорят, сейчас на них облавы начались – варяги, как всегда, борются не с внешним врагом вроде вас, а с теми, до кого могут дотянуться.
– Ну хорошо, расскажешь, но не расскажешь ли еще, что мне делать с нашим будущим метисом? – Она похлопала себя по животу.
– Ну, что делать… Сама понимаешь, возвращаться в Каганат я тебе не посоветую.
– Никакого Каганата больше нет.
– Да, это верно. И почти все здесь.
– Конечно. А ты чего ждал?
– Именно этого и ждал. Я думаю, ты дождалась своего дня и можешь теперь жить тут, как и мечтала, полноправной гражданкой. У меня в Москве квартира. И мы бы с тобой туда вернулись.
– А как же наш гениальный план водить людей четыре года по долинам и по взгорьям?
– Ну, я периодически возвращался бы к тебе… Пойми, я ведь только для эксперимента. Если эту нацию не сформировать, она так и останется ни к чему не годной. Уже два года ходим, и прогресс налицо. Затвержены простейшие правила, в зародыше имеется дисциплина и чувство ответственности. А вот если походить с людьми, небольшим отрядом, без разлагающей оседлости… Я, впрочем, буду все время заходить в Москву. А может, вообще брошу всю эту затею. Пусть нация начнется с нас. С меня, с тебя и с него.
– Почем ты знаешь, может, будет она, а не он.
– Меня все устроит. Кто бы ни был.
– Ага. И я, значит, дезертирую.
– Почему дезертируешь? У вас в армии декрет не предусмотрен?
– У нас в армии по законам военного времени это считается дезертирство. И потом, даже если я как-то отмажусь, как я объясню свой переезд в Москву? Перебегу на сторону врага, да?
– Я тебя так вывезу, что никто не узнает.
– Каким образом?
– Неважно, найду, придумаю. Я ведь все-таки из местных, меня тут все слушается, включая удачу. Приходи завтра, все придумаем.
– Приду, если смогу. Но учти, ничего придумывать я не намерена. Я останусь со своими – по крайней мере, пока смогу.
148 
