64 
– Знаешь, я, наверное, так не смогу. Поначалу... Да и клиентуры у меня не так чтобы много.
– Раньше моя клиентура была клиентурой Петра Валентиновича. Отныне моя клиентура – твоя клиентура. И говорить тебе им ничего не надо. Я сама. Вот так вот, Софья Константиновна. Идите, обживайте кабинет, трудитесь, в общем. Санэпидстанция придёт, я вас позову познакомиться-поздороваться. И это, Сонь... Скажи ты шавке этой носатой, чтобы прекратила драть с девок по мелочишке на справки, бумагу и ручки, у меня на неё давно зуб. За фигню, за жадность свою мелочную всех под монастырь подведёт. Жалобы уже были. Я уже даже начмеду настучала, каюсь. Он обозлился, побушевал – еле успокоила. Сказала – внутри решим. Вы с ней дружите – вот ты и реши. Хотя дружба ваша эта... Нет, про тебя дурного слова не скажу, слава богу, десять лет наблюдаю, а Светочка твоя – гнилая. Гнилая насквозь. И даже не в жадности дело, деньги все любят. Даже Пригожему когда дают – не отказывается, хотя его впору к рангу святых причислять за бескорыстие, безотказность и чрезмерную доброту и порядочность.
– Ох, Любовь Петровна...
– Да знаю, знаю. Что я, не вижу, что она тебе самой поперёк одного места, да только ты отвязаться хочешь красиво. Поверь простой акушерке – с такими красиво не получается. Лучше раз и навсегда горшки побить – и привет. В общем, надави на неё за мелочность и гнидность на правах заведующей, а остальное – дело ваше. Я лезть не собираюсь.
Софья Константиновна вышла из кабинета старшей акушерки и направилась прямиком на второй этаж.
На втором этаже ординаторской как таковой не существовало. Когда-то она была, но в связи с растущими потребностями населения, посещающего дорогие салоны красоты и spa-курорты, в комфорте помещение для врачей было переоборудовано в отдельную палату люкс. Два стола были переставлены в коридорный «аппендикс», где ранее располагался диванчик для беременных, желающих побалакать под мерный гомон телевизора. Давно ненужный, но не списанный телевизор служил нынче тумбочкой, диванчик переместили в тот самый люкс, дабы муж-отец-любовник могли прикорнуть рядом с женой-матерью-любимой. А докторишки, чай, не баре – и так посидят, в уголочке на стульчике. Одно неудобство – зайдёт какая пациентка покалякать о делах своих с лечащим врачом – изволь говорить шёпотом, потому что женщины – публика любопытная. А беременные женщины любопытны вдвойне. Не то гормон по голове бьёт, не то вынужденное безделье во время госпитализации – по психике, но как только одной из госпитализированных с доктором поговорить – все прочие резко начинают хотеть в туалет, позвонить и «а что такое, я просто так...» постоять невдалеке. И ещё истории родов на столе невозможно оставить. Иванова не только в свою заглянет и что-то «ужасное» вроде «тенденция к преждевременному старению плаценты» там вычитает – и ну давай выть, но ещё и про Петрову и Сидорову не забудет. «У тебя хламидиоз?! Сочувствую... У второй жены моего первого мужа тоже хламидиоз. Уж такой он кобель, ни одной юбки не пропустит!» Так что истории родов врачи второго этажа запирали в ящички, как следователи уголовного розыска дела, даже отходя помочиться. У Светланы Степановны с этим проблем не было, а вот рассеянная растяпа Алла Владимировна...
Из-за неё на родильном доме повис иск за моральный ущерб. Ну, не только из-за неё, конечно же, а ещё из-за того дурака-интерна-неонатолога, что на детской истории, вложенной в историю родов, написал: «Сифилис под вопросом» на основании единственной положительной реакции Вассермана. Мало того – написал. Ещё и красным жирным маркером подчеркнул и три восклицательных знака поставил, Пикассо доморощенный. Хорошо хоть череп со скрещенными костями не пририсовал. Алла Владимировна – лечащий... хотя в её случае корректнее сказать «палатный» врач – историю эту разукрашенную сверху на стопке и оставила, балда. Дамочка к телефону пошла, маму набрала, глядь – её собственная история родов. Из которой она узнаёт, что у её новорождённого сифилис. Вопросов она уже не видит, в тонкости особенностей трактовки РВ не вникает. У её ребёнка сифилис! У неё самой ещё накануне родов – никаких сифилисов, а пару дней спустя у её малыша, их с супругом кровиночки – сифилис!!! Как?! Почему?! В роддоме заразили!!! Дамочка грохается в обморок, не отходя от стола пригламуренной дурёхи Аллы Владимировны. Да и кто будет её – не Степанову, а родильницу – винить, если уж и интерн-неонатолог не знает, как, куда и что писать и каким шифром. Всё в дыму, война в Крыму. Гвалт на весь родильный дом. Павел Петрович рубит бошки, за его спиной тёмные крылья главного врача раскинули свою неподкупную карающую зловещую тень. Интерн-неонатолог переведён на другую базу. Заведующему отделению новорождённых объявлен выговор. Алле Владимировне Степановой, ординатору отделения обсервации, молодому врачу без квалификационной категории, – строгий выговор (а будь категория – тут же бы сняли). Петру Валентиновичу сделано предупреждение. На пятиминутке все профилактически проработаны так, что уши неделю были заложены. Дамочка обласкана, зацелована во все щели. От родильного дома – объяснения подробностей особенностей поведения этой гнусной, лживой реакции Вассермана, заверения в том, что допустившие такое непозволительное слово «си...», нет-нет, не произносим его вслух! – четвертованы. Цветы, подарки в виде тележки памперсов, и всё такое. Выписана в удовлетворительном состоянии вместе с ребёнком. Истории родов и неонатологическая – переписаны, аббревиатура РВ, какое уж там «си...», напрочь выкрещена даже из архивов, чтобы ни-ни-ни! И что?
64 
