77 
— Что он сказал? — вскинулась Катька.
— Он сказал, что вряд ли спасутся, — объяснил Игорь, потупившись.
— Да, кстати, — вспомнила Катька. — Он-то знает, что у вас там объявлена тревога?
— Ды, — кивнул Лынгун. Он, кажется, действительно все понимал.
— А почему — не знает?
— Ны, — покачал головой вундеркинд.
— Черт возьми, — неожиданно заорал наш муж Сереженька с такой злобой, что Подуша немедленно разревелась. — Что тут вообще происходит?
— Спокойно, Сережа, — тихо ответил Игорь. — Происходит эвакуация.
— Куда?
— На другую планету.
— А меня кто-нибудь спросил?! — взвыл Сереженька. — Меня предупредил кто-нибудь?
— Ты что, не сказала ему? — не понял Игорь.
— Я сказала, что мы просто уезжаем и что все объясню потом.
— Слышь, Сереж, — вступил дядя Боря. — Тут дело такое. Мы на планету летим, хорошую. Здесь просто опасно, мы там пересидим и потом вернемся. Если захотим.
— Да я, может, против! — кричал Сережа. — Что за шарлатанство! Какая еще другая планета, я совершенно не хочу, чтобы мой ребенок рос где ни попадя!
— Ну, захочешь — вернешься, — пообещал дядя Боря. — Я тебе точно говорю. Но пока — не надо, пока надо пересидеть, понял? Мы там перезимуем, а когда здесь все уляжется, сюда.
— Да не хочу я никуда! Катерина, как ты смела мне врать!
— Слушай, — зло и решительно сказала Катька. — Не хочешь — оставайся. Ребенка я тебе не отдам, так и знай. А истерики в другом месте будешь устраивать. Понял?
Он отошел, что-то мрачно бормоча.
— Давай, дядя Боря, — сказала Катька. — Помоги Игорю с ракетой, пора уже.
— Какая система-то? — спросил дядя Боря.
— Да лейка, — пояснил Игорь.
— Как фотоаппарат, что ль?
— Близко к тому.
Они с трудом выволокли лейку вдвоем — два здоровых мужика, профессиональные механики, привычные к любым тяжестям. От лейки шло тусклое красноватое свечение. Она нагревалась — медленно и уверенно, как рефлектор.
— Ну что, если все в сборе, я активизирую, — сказал Игорь, обращаясь главным образом к дяде Боре.
— Если готово, то давай, — кивнул тот, как равный партнер.
— Отойдите все на три метра, — скомандовал Игорь.
— Игорь! — вспомнила Катька. — А что сосед? Ты дядю Колю не возьмешь?
— Я ему предлагал, — сказал Игорь. — В принципе места нет, но я предупредил — на случай, если ты не вернешься. Я бы сам остался, а его с семьей отправил. Но он же куркуль, ты знаешь. Говорит, не могу. Тут дом, десять лет строил.
— Он что, не понимает… насколько все…
— Ничего не понимает. Парник, говорит, помидорки…
Игорь усмехнулся.
— Ладно, отошли все.
Катька подхватила на руки Подушу и оттащила ее на три метра. Бабушка и Майнат нехотя последовали ее примеру.
— Мама, — сказала Подуша. — Еечка взойветца?
— Нет, что ты, — успокоила ее Катька. — Она немножко вырастет, мы в нее залезем и полетим.
— В еечке?
— Да. Помнишь, я тебе сказку читала? Гномики плавали в башмаке. А мы полетим в леечке.
— Гляди ты, все правда, — тихо сказала бабушка. — Вот не думала, что на старости на Марс полечу.
— Не на Марс, бабушка. Гораздо дальше.
Игорь подошел к лейке, нагнулся над ней, подергал за ручку, словно проверяя, крепка ли, — отошел на три шага и щелкнул пальцами, высоко подняв руки.
В ту же секунду лейка начала расти. Она росла очень быстро, вширь и ввысь, раскаляясь и приобретая особенный металлический блеск. Катька уже ничему не удивлялась. Она с самого начала знала, что эвакуатор не врет, но одно дело — видеть летающую лейку воочию, и совсем другое — слушать рассказ эвакуатора в кафе «Дракон» (бедное кафе «Дракон»! Кто-то уцелел из его постоянных посетителей с их огромными лапищами, в которых так жалко смотрелись палочки, из его худеньких китаянок, которые на самом деле московские кореянки, из двух его гардеробщиков, работавших посменно и уже приветствовавших Катьку с Игорем, как родных!). Не сказать, чтобы Катьке было страшно. Скорее ей было странно. Бывает такое чувство, когда вдруг убеждаешься в правоте самых смелых своих догадок, в которые ты и верить не смел: скажем, ты всегда догадывалась, что есть Бог, но одно дело догадываться, а другое дело лично объяснять ему, что и почему ты здесь натворила. Вот такое же чувство, поняла Катька, будет у меня и после смерти. Я же все понимала, а жила и действовала применительно к земной подлости. Надо было жить так, как будто загробная жизнь будет обязательно, да ведь она и не может не быть, — а я столько раз струсила, спасовала, боялась черт-те кого, вроде Дубова… Что за жестокая вещь — это вечное колебание. Надо раз навсегда решить и делать, как кружащийся мальчик. Все, с этого дня живу как надо. Особенно если уж мне дан такой знак.
77 
