75 
— Солнце мое, — повторяла Катька. — Дождался, любимый. Господи, как я соскучилась по Тарасовке. Я чуть там не сдохла, по дороге. Как мы ехали — я тебе когда-нибудь расскажу. Это за год не расскажешь, честно.
Хотя сейчас, когда цель была достигнута, она уже толком не понимала, о чем там рассказывать. Что особенного-то? Ехали сравнительно благополучно, довезла всех, тут и бабушка, и спасенный ребенок, хотя и не особенно полноценный, и сама она во главе своего маленького отряда. На истерзанную катькину душу опустился тот особенный, ни с чем не сравнимый покой, который она всегда ощущала в присутствии своего эвакуатора. Ей даже не было жалко улетать.
— Ну, пошли. Она через полчаса дозреет. Еще час-два я смог бы ее удерживать, а потом надо стартовать.
— И ты бы улетел?
— Нет, конечно. Она бы сама улетела, а я бы остался. Тебя ждать.
— Я знала, я знала, любимый!
Она совершенно не стеснялась ни мужа, ни бабушки.
— Да, Игорь, — сказала она, поняв, что надо бы все-таки пояснить ситуацию. — Я тебя должна познакомить. Вот это бабушка, Кира Борисовна.
— Добрый вечер, — церемонно сказала бабушка.
— Здрасьте, — смущенно поздоровался эвакуатор. — Я Игорь.
— Да уж вижу, что не Ваня, — непонятно ответила бабушка.
— А это мой муж, — сказала Катька. — Его зовут Сережа. Это вот дочка, ее зовут Поля, Подуша.
Подуша спала на руках у Сережи, но при упоминании о ней проснулась и с любопытством уставилась на Игоря. Все-таки она была вылитый наш муж — те же круглые глазки, тот же нос кнопкой; не зря друзья нашего мужа, приходя на нее посмотреть (и начисто игнорируя при этом Катьку — словно она вообще не имела отношения к дочери), спрашивали с преувеличенной радостью: «А где борода?».
— Здравствуй, Сережа, — сказал Игорь и хотел было протянуть руку нашему мужу, но передумал, потому что руки у нашего мужа были заняты, а у нашего любовника сплошь покрыты инопланетным машинным маслом, которое пахло почти как земное, но с легкой примесью апельсина и немного марципана. Видимо, у них действительно была очень хорошая планета.
Наш муж надменно кивнул. Он ни о чем не догадывался и, кажется, до сих пор искренне полагал, что сейчас его тайными тропами, через толщу земли, поведут в Соединенные Штаты Америки.
— Я тебя сейчас со всеми перезнакомлю, — бодро сказала Катька.
Она оглядела свой отряд, доблестных представителей земной цивилизации, которым предстояло от имени всех землян сутки спустя приветствовать высокоразвитую цивилизацию в системе Альфы Козерога. Разумеются, будут и другие эвакуаторы, но я представляю свой личный выбор. Вот все, что я смогла отобрать на моей нынешней Родине в ее нынешнем состоянии. Это мы, Господи. Перед сараем в ряд стояли: восьмидесятилетняя бабушка, в прошлом инженер текстильной фабрики, имеющая также навыки врача, учителя, садовода и огородника; тридцатилетний безработный, по образованию биолог, по роду утраченных занятий менеджер турфирмы; пятидесятилетний одинокий водитель дядя Боря, по совместительству мастер на все руки; примерно двадцатипятилетняя, хотя по ним никогда не скажешь, чеченка Майнат, дочь свободолюбивого бандитского народа, чудесно спасенная жертва многократных зачисток; и наконец — представитель альтернативной формы жизни, мальчик-даун, которого было неизвестно как звать, потому что выговорить он мог только два слога: что-то похожее на — ын и что-то напоминающее — ун. На этого-то мальчика Игорь смотрел особенно пристально, а потом посветил фонариком прямо ему в лицо.
— Тыкылын улун аум? — быстро спросил он.
— Лыкут сылын, — ответил мальчик-даун неожиданно отчетливо.
— Гырс пат?
— Ытук.
— Дырдык бултых аусганг?
— Быпс, трипс, припипипс.
— Эне бене?
— Квинтер контер.
— Эники?
На это даун ничего не ответил, а только молча кивнул.
— Катька, — потрясенно сказал Игорь, и Катька заметила слезы у него на щеках. — Катька, где ты его взяла?
— В Брянске, он отбился он детдома…
— О Господи, — прошептал эвакуатор. — Поистине, вы заслужили все, что с вами произошло. Прости меня тысячу раз, но это так.
— Он ваш? — не поняла Катька.
— Это Лынгун, чудо-дитя, наш главный вундеркинд. Единственный ребенок-эвакуатор в истории цивилизации. В четыре года он сам собрал свою первую лейку.
— А почему он здесь… в таком странном виде?
75 
