38 
— Когда все это началось?
— Когда родился Хол. Может, еще раньше. Я не помню. Знаю только, что так было всегда. Хол рос ангельским белокурым малышом. Природа должна была бы наградить меня черными волосами. Тогда бы я и на самом деле мог стать темной, заблудшей овечкой в пастырском стаде.
— Не говори про себя так.
— Это же правда, разве нет? — с вызовом взглянув на Дженни, горько заметил Кейдж. — Посмотри, что я с тобой сделал. Я почти изнасиловал женщину, которую я… — Он прервался на середине предложения, и Дженни оставалось только догадываться, что он хотел сказать. Кейдж с усилием сжал губы, словно запечатывая готовые сорваться слова.
— Я понимаю, почему ты так поступил по отношению ко мне, почему ты напился и ехал на безумной скорости. Ты старался сам уверить себя в том, что они правы. Но они не правы, Кейдж. — Она подвинулась к нему поближе. — Ты вовсе не дурное семя и не черная овца. Я не знаю, что появилось первым, твое бунтарство и непослушание, с которым родители не смогли правильно совладать, или же их пренебрежение, побуждавшее тебя все время быть против. — Дженни взяла его за рукав и заставила посмотреть ей в лицо. — Неужели это не очевидно? Ты всю свою жизнь стараешься вызвать их ответную реакцию. Ты тяжко трудишься над тем, чтобы быть плохим, потому что это именно то, чего ожидают от тебя люди. Ты сам сделал себе карьеру той самой пресловутой темной овцы. Разве ты не понимаешь этого, Кейдж? Даже будучи ребенком, ты совершал дурные поступки ради того, чтобы привлечь к себе их внимание, уже отданное Холу. И это было неправильным с их стороны. Это — их ошибка, Кейдж, а не твоя.
— У них было два сына, и каждый из них обладал индивидуальностью. Однако Хол подходил им больше и поэтому стал идеальным ребенком. Ты же тоже старался снискать их благорасположение и, когда тебе это не удалось, решил достичь той же цели другим путем.
Он одарил ее покровительственной ухмылкой:
— Я смотрю, ты уже во всем разобралась.
— Да, именно так. Иначе я пришла бы в ужас от всего того, что случилось сегодня. Даже еще несколько месяцев назад так бы это и было. Но сейчас я абсолютно уверена, что ты не хотел причинить мне вреда. Теперь я знаю тебя лучше. Я много наблюдала за тобой в последнее время. Я видела, как ты плакал над телом брата. Ты совсем не такой плохой, как считают многие люди. Ты просто не смог соперничать с положительным, идеальным Холом, потому решил взять реванш в другой сфере.
Наконец-то Дженни удалось привлечь его внимание. Он слушал ее. И, несмотря на то, что его так и тянуло ей возразить, в том, что она говорила, определенно был смысл. Он уставился на ноги, только сейчас заметив, что его ботинки покрылись слоем пыли, которую он невольно выбил из почвы, нетерпеливо притопывая ногами.
— Я лишь беспокоюсь о том, насколько далеко ты продвинешься?
Он поднял голову:
— Продвинусь куда? Что ты имеешь в виду?
— Ты хотел убедить всех, и прежде всего себя самого, что тебе на все наплевать. Как далеко ты зайдешь, пытаясь доказать им, что они правы? Насколько продвинешься вперед, пытаясь убедить всех в своем падении?
Он заложил руки за ремень и высокомерно склонил голову набок.
— Давай, давай, продолжай. Почему бы тебе просто не высказать прямо то, что ты имеешь в виду, а не ходить вокруг да около. Ты думаешь, мною движут пагубные страсти?
— Люди, не уважающие себя, не имеющие чувства собственного достоинства, часто делают глупые вещи.
— То есть злоупотребляют быстрой ездой, напиваются и поступают опрометчиво?
— Именно так.
— Черт побери. Да спроси любого. Он расскажет тебе, какое у меня достоинство. Насколько я самоуверен и тщеславен.
— Я говорю не о том, как ты действуешь, а о том, что чувствуешь. Я видела тебя другим, видела ту чувствительную, ранимую твою сторону, которую ты никому не показываешь.
— Так ты считаешь, что я просто совершаю медленное самоубийство?
— Я вовсе не говорила этого.
— Но имела в виду, — сказал он, раздраженно отбрасывая волосы со лба. — Ты слишком засиделась на своей психоаналитической кушетке, Дженни.
Кейдж был достаточно убедителен, чтобы заставить ее в это поверить.
- Хорошо, извини, — ответила она. — Но я беспокоюсь об этом лишь потому, что ты мне дорог, Кейдж.
Он немедленно ослабил свою защиту, его глаза смягчились.
— Я очень ценю твою заботу, но тебя не должны так беспокоить мои прихоти. Мне нравится быстрая езда, бездумное пьянство и… Что там еще было? — насмешливо поинтересовался он.
38 
