Желание было сейчас даже более мучительным, чем тогда, когда он взял ее первый раз. Это пугало его. Он не должен был так зависеть от женщины. Однажды он дал себе в этом клятву.
— Рено? — прошептала Ева.
— Я боюсь причинить тебе боль, — сказал он. — Но я чертовски хочу тебя.
Она призывно протянула к нему руки.
— Ева… проклятье, ты не понимаешь, что ты делаешь?
Тем не менее руки Рено сбросили остатки одежды, хотя разум говорил ему, что нужно оставить Еву в покое до того времени, когда он немного подостынет, иначе его желание отдаст его ей во власть.
Сквозь полуопущенные веки Ева наблюдала за тем, как Рено раздевался. Его тело дышало жаром. Мощные мышцы перекатывались и играли под кожей при малейшем движении. Он швырнул свои трусы рядом с ее лифчиком, и свидетельство его возбуждения предстало во всей своей мощи.
— Теперь-то ты испугалась? — спросил Рено нарочито грубым голосом.
Ева покачала головой.
— А должна бы, — сказал он. — Я никогда еще не желал женщину с такой силой.
Вместо ответа Ева пошевелилась. Ее округлые бедра призывно поднялись навстречу.
Рено медленно опустился на колени между девичьих ног.
— Ты не знаешь… — начал было он, но не смог продолжить.
— А ты научи меня, — прошептала она.
Пробормотав слово, которое было одновременно проклятьем и молитвой, Рено протянул руки к Еве. Он стал ласкать ладонями внутреннюю поверхность ее ног от щиколоток и до верха атласных бедер, наслаждаясь гладкостью и упругостью кожи и все более раздвигая девичьи ноги. Он не мог остановиться, продолжая снова и снова оглаживать открывшуюся перед ним обольстительную красоту.
Ева казалась мягче шелка, она пылала и трепетала при каждом его прикосновении. Рено осторожно погрузил палец между влажных упругих лепестков. Щедрый ароматный дождь оросил его, когда он скользнул в тесную глубину.
Рено медленно увел руку, чувствуя, что дрожит, и понимая, что не должен продолжать. Он не ожидал от Евы такой готовности к соединению и такого желания после испытанного ею потрясения.
— Я постараюсь быть осторожным, — произнес Рено сквозь сжатые зубы.
— Я знаю, — ответила Ева. — Но не перестарайся. У кошек жизнь не единственная.
Он улыбнулся, несмотря на то что чувствовал напряженность во всем теле, а по спине у него струился пот.
— Ты меня сжигаешь до смерти, gata… — Затем хрипло добавил: — Помоги мне.
— Как?
— Подними колени.
Длинные девичьи ноги взметнулись вверх.
— Чуть повыше… Ага, вот так… Боже, — задыхаясь, произнес Рено, — как бы я хотел тебя сейчас увидеть!
Ева приглушенно застонала, почувствовав, как его пальцы ласкают расцветший в ночи цветок, который был полностью открыт ему. Он словно хотел на ощупь запомнить то, чего не мог ясно рассмотреть при свете звезд.
Рено нежно коснулся атласного узелка, спрятанного между лепестками.
У Евы вырвался звук, свидетельствующий то ли о наслаждении, то ли о боли.
— Говори мне, если тебе больно, — сказал Рено, — говори обязательно.
Он несколько раз провел кончиками пальцев вокруг живого узелка, затем нежно дотронулся до него и слегка сжал.
Ева испытала мощный чувственный удар.
— Ева!
Она не ответила. Невыразимо сладостная волна накрыла тело девушки, не давая ей думать или говорить. Сбой дыхания, сдавленный стон и ароматный шелковистый дождь были единственным ответом, который она могла дать.
Этого было достаточно. Это сказало Рено, что Ева желала его так же страстно, как и он ее.
Он снова коснулся девичьих тайн, чтобы снова испытать удовольствие от мысли, что Ева страстно желает его. Она горячечно прильнула к нему, и Рено почувствовал головокружение от мгновенного прилива крови. Он пододвинулся, поднес свою возбужденную плоть совсем близко к трепещущим лепесткам, легонько толкнулся в них, испытывая возможность девушки принять его.
Испытание было одновременно и лаской. Ева удивленно и радостно ахнула. Густое тепло омыло неимоверно возбужденную плоть Рено, вызвав у него стон. Его бедра медленно двинулись вперед, он раздвинул горячие упругие лепестки и стал постепенно погружаться в блаженную глубину.
Ева открыла глаза, когда давление между ног усилилось. Рено входил в нее осторожно и нежно, и эта нежность казалась несовместимой с суровыми складками на его лице.
— Говори мне, — повторил он хрипло.