Особенно,... 
35 
Где-то внизу, не очень далеко, на высоте примерно этажей шести, был небольшой дворик, окруженный сплошной стеной. С противоположной стороны тянулась улица, вдоль которой располагался ряд совершенно одинаковых серых домов. И у этих домов были окна. "Когда вечером включат свет, - подумала Ромашка, - можно будет попытаться позвать на помощь. Конечно, меня не услышат, но ведь увидят!"
Но, поразмыслив еще немного, девушка обругала себя за ту же наивность, которая была присуща Мирославу и поначалу так ее раздражала. На помощь никто не придет. А если и вызовут полицию, так она ведь только что оттуда.
Дверь открылась. Одна из тех женщин, что ее купали, принесла еду и вышла. Раздался щелчок замка. Ромашка некоторое время смотрела на поднос почти с безразличием, но тут желудок заворчал, и девушка вспомнила, что не ела уже давно. Еда оказалась невкусной, но сытной, и после отчего-то снова захотелось спать.
"Снотворное подмешали, сволочи", - успела подумать Ромашка, прежде чем свернуться калачиком под одеялом и уснуть.
Наутро желудок вновь потребовал еды, но Ромашка не собиралась больше спать, а потому не рискнула притронуться к завтраку. Это не осталось незамеченным. Вскоре в палате Ромашки оказались не только те самые две женщины, но еще и врач, так не понравившийся ей накануне.
- Отчего же вы не кушаете?
Вопрос прозвучал почти ласково, и, напротив, ответ Ромашки больше смахивал на грубость:
- Не хочу.
- Почему не хотите?
- Просто не хочу.
- Так, так… - врач прищурился еще больше, так, что глаза его превратились в две узенькие щелки. - Но вы ослаблены и истощены. Вам надо хорошо питаться.
На сей раз Ромашка промолчала, но по лицу ее можно было угадать, что слова врача не произвели на девушку никакого впечатления.
- Вы ведь очень больны. Вам надо поправляться. А если вы не будете кушать, откуда же у вас возьмутся силы? Вы только еще больше заболеете.
Он говорил короткими фразами, но сильно растягивал слова. Голос врача оказался высоким, тонким и очень неприятным.
- Чем же я больна? - спросила Ромашка.
Кажется, подобного вопроса от нее не ожидали.
- У вас тяжелая форма помутнения рассудка, - наконец ответил врач.
Ромашка недоверчиво хмыкнула. Некоторое время в палате царило молчание, потом врач произнес:
- Вы уверены, что не хотите кушать?
- Уверена.
- Ну, хорошо. Если не хотите - мы вас силой кормить не будем.
Не будут? Неужели? Ромашка не поспешила радоваться, потому что уже ожидала очередной подлости. Ее ожидания не остались обманутыми. Врач выглянул за дверь, и в палату по его знаку вошел молодой медбрат.
- Нам придется уколоть вам витамины, - пояснил врач, в то время как Ромашка со страхом уставилась на шприц в руке медбрата. С некоторых пор девушка очень подозрительно относилась к всевозможного рода уколам.
- Не надо, - попыталась возразить она.
Две женщины набросились на нее разом и удивительно ловко скрутили, да так, что Ромашка почти не могла двигаться. Она лишь слабо дергалась, чувствуя, как игла легко входит в кожу, и безуспешно пыталась высвободиться. Медбрат, вполне вероятно не имевший еще дело с такими беспокойными пациентками, ругался вполголоса, но дело свое сделал. И тут женщины-санитарки совершили ошибку: разжали руки. Видимо, они решили, что теперь Ромашке нет никакого смысла врываться, потому как укол уже сделан, и препарат в любом случае скоро подействует. Смысла вырываться действительно не было, но девушкой двигала самая настоящая ярость. Она вывернулась, проскочила между санитарками и бросилась к двери, а когда на ее пути оказался врач, девушка налетела на него и сшибла с ног.
Ее так и не смогли успокоить. Ромашка металась как бешенная, практически не чувствуя ударов, и если кто-либо мог сомневаться в ее "помутнении рассудка", так теперь она была и впрямь похожа на буйно помешанную. Да только злосчастный укол сделал свое дело, и девушка вдруг почувствовала, что тело перестает ей подчиняться. Она обмякла и опустилась на пол. Санитарки перенесли ее на кровать, туго привязали за руки и ноги широкими матерчатыми ремнями, потом вышли вслед за врачом и закрыли дверь. А Ромашка осталась в палате одна и лежала неподвижно, глядя безразличными глазами в потолок.
Наверное, прошло уже несколько дней. Ромашка не замечала времени. За окном сменялись день и ночь, и в ее палате то включали, то выключали свет. Ей почти не разрешали вставать, только изредка две дюжие санитарки отвязывали ремни и водили пациентку в туалет. Порой Ромашке казалось, что все это происходит не с нею, она наблюдала за происходящим отстраненно и безучастно. Поначалу, когда медбрат приходил делать ей уколы, она еще дергалась и пыталась помешать ему, но в итоге осознала всю тщетность таких попыток. Да и препараты делали свое дело, убивая даже волю и желание жить.
35 
