108 
— Ее зовут Бэннер.
— А, да. Бэннер. Тебя весь город видел сегодня с ней.
— Неужели? Кто же тебе рассказал про это? Мой друг Шелдон?
Глаза ее выразили страх, но Присцилла изобразила удивление. Зачем ему знать, что она обхаживала Грейди? Ее чувства не ускользнули от Джейка, и он понял, что ему есть о чем беспокоиться.
— Так вы с Грейди друзья? — спросил Джейк. — А он мне об этом не говорил.
Не сдержав искушения, Присцилла положила руки ему на бедра.
— И что же Шелдон тебе сообщил?
— Что эта Бэннер подумывает выйти за него замуж. — Присцилла бросила пробный шар, желая посмотреть, что будет. И это сработало. Взгляд Джейка стал холодным и тяжелым. Под ее руками мышцы напряглись, потом снова расслабились.
— А он рассказал тебе о своей жене?
— Да.
— Ну и как она умерла?
— Сгорела.
Все так, как и предполагал Джейк. Шелдон из тех, кто готов выставляться перед проституткой.
— Что ж, очень умно с его стороны избавиться от нее и своего ребенка.
Руки Присциллы, стиснув его бедра, поползли вверх. Ей до боли хотелось снова испытать то, что было двадцать лет назад.
— Верно. Я ценю острый ум и амбиции Грейди. Кстати, он хочет Бэннер Коулмен. Не сомневаюсь, он получит ее.
Ага, так это Шелдон устроил пожар. Значит, на его совести убийство. И он хочет Бэннер.
— Не получит, если я этим займусь! — рявкнул Джейк. Присцилла расхохоталась и поднялась. Руки ее скользнули по его промежности, вверх по животу до груди. Она прижалась к нему всем телом.
— Так это правда? Грейди утверждает, будто ты следишь за девчонкой, как орел. Не больше ли это, чем преданность Коулменам?
Она, извиваясь, прижималась к нему, терлась о его промежность. Одной рукой обняла Джейка за шею, другой скользнула под рубашку.
— Так что же это? Может, большой плохой Джейк Лэнгстон влюбился в ребенка?
Джейк не поддался на провокацию.
— Я люблю Бэннер всю жизнь. Присцилла цинично расхохоталась.
— Ну да, так же, как любишь ее мать, жену своего друга? Не успела она моргнуть, как он железной хваткой стиснул ее запястья.
— Я не позволю, чтобы поганая проститутка говорила о ком-то из них.
Присцилла лишь улыбнулась.
— Ой-ой-ой, какой ты нервный. Уверена, в дочь ты влюбился не так, как в мать.
— Заткнись!
— Джейк, трудно ли любить безответно? А потом вымещать свою злобу на проститутках? Ведь тебе никогда не отдается женщина, которую ты любишь. Наверное, это ужасно, да?
— Я же сказал: заткнись!
— Так ты любишь Бэннер Коулмен?
— Не так, как ты думаешь.
— Точно?
— Да.
— Ну так докажи! — Ее дыхание обожгло его губы, горячее и тяжелое. — Возьми меня.
Он обхватил ее, вынул из ванны, жестоко впился в рот Присциллы и понес к кровати. Она трепетала, ликуя от своей победы; она прижалась к нему, обхватила мокрыми ногами Джейка, а языком искала его язык.
Руки Джейка скользнули к талии Присциллы и как щипцы стиснули ее. Потом он швырнул проститутку на кровать и стер ее поцелуй со своего рта.
— Никогда, Присцилла. Никогда. Потому что всякий раз, глядя на тебя, я вспоминаю тот полдень, когда мы были вместе. Тот полдень, когда мне следовало быть с братом. И он погиб из-за меня. Я никогда не прощу ни себя, ни тебя за это. И никогда не забуду, что ты только проститутка. Я никогда больше не стану пачкаться о тебя.
Присцилла лежала, тяжело дыша, опираясь на локти и широко расставив бедра. Грудь ее высоко вздымалась. Она смотрела, как Джейк уходит, и ее глаза пылали ненавистью. Он унизил ее последний раз. Она сделает все и причинит такую боль Джейку Лэнгстону, что он уже никогда не оправится.
И путь к этому лежит через Бэннер Коулмен.
Бэннер заснула поздно. Проснувшись, она постучала в соседнюю комнату, но не получив ответа, открыла дверь. Комната пуста, мужчин нет.
Ну что ж, Бэннер не собиралась сидеть взаперти в отеле. Если Джейк обманывает ее, то зачем беспокоиться, разозлит ли его самовольный уход Бэннер.
Она быстро оделась и позавтракала в ресторане отеля. В это яркое солнечное субботнее утро на улицах царило оживленное движение. Бэннер огляделась, размышляя, куда лучше пойти. Может, если подождать…
— Бэннер Коулмен?
Услышав свое имя, она обернулась. Что за женщина перед ней, Бэннер поняла сразу. Возможно, ее выдавали глаза — колючие и злые. Бэннер подумала, что жизнь оставила неизгладимый след в этих серых холодных глазах. На этом лице не было морщин, но печать позорного опыта непреложно свидетельствовала о прожитых ею годах.
108 
