— Ты сохранишь эту фотографию?
— Думаешь, стоит?
— Страуд был женат?
— Да, а что?
— Если снимок не представляет для тебя особой ценности, почему бы не послать его вдове этого бедняги? Вероятно, ей будет приятно. Вы здесь все такие счастливые. Кажется, отлично проводите время.
— Ловелас только что выдал одну из своих многочисленных грязных шуточек. — Мужчина наклонился и поцеловал жену. — Ты подала мне хорошую идею. Пошлю фотографию вдове Страуда, если смогу отыскать ее адрес.
Он положил снимок в коробку с вещами, которые они собирались взять с собой в новый дом.
Глава 7
Неожиданно? Так он сказал? «Знаю, это очень неожиданно, но я полюбил тебя». Слово «неожиданно» едва ли могло передать шокирующий смысл этого заявления. На следующее утро, когда Кайла снова прокручивала в голове события вчерашнего вечера, она никак не могла поверить, что он в самом деле произнес ту фразу.
Она благодарила Небеса за то, что ее родители вернулись домой, едва Тревор успел сделать свое признание. Пораженная его словами, парализованная от неожиданности, она предприняла героическую попытку завязать разговор, сообщила Мег и Клифу, что они с Тревором только что приехали и как раз уложили Аарона в постель.
Тревор очень учтиво вел себя с ее родителями, а на саму Кайлу взирал пронзительным взглядом единственного зеленого глаза, с лихвой компенсирующим потерю второго. Она избегала этого взгляда, как только могла, провожая Тревора к выходу. Она выставила его за дверь, поспешно пожелав спокойной ночи, прежде чем родители поднялись наверх, снова оставив их наедине. Он продолжал стоять на крыльце, когда она захлопывала дверь перед его носом, мысленно давая себе торжественную клятву никогда с ним больше не видеться.
Сейчас, при свете дня, все еще снедаемая воспоминаниями, она повторила вчерашнее обещание:
— Я не могу, я не должна с ним больше видеться.
Но все оказалось значительно сложнее. Тревор позвонил во время завтрака.
— Кайла, — начал он, едва она сняла трубку, — я понимаю, что еще очень рано, но мне непременно нужно поговорить с тобой. Прошлой ночью…
— Я не могу говорить сейчас, Тревор. Я кормлю завтраком Аарона, и он, как всегда, упрямится.
— Не составите ли вы мне компанию за ланчем? Ты и Аарон?
— Спасибо, конечно, но мы не можем. Мы с папой собираемся перекрасить мои старые качели.
— Когда? Я приеду вам помочь.
— Нет-нет, не делай этого, — поспешно произнесла она. — Я точно не знаю, когда мы этим займемся, и не хочу держать тебя в ожидании весь день.
— Я не возражаю. Я только хотел…
— Мне нужно идти. Пока, Тревор.
Он все равно приехал во второй половине дня, но Кайла, сославшись на головную боль, даже не спустилась вниз его поприветствовать. Родители смотрели на нее с укоризной, когда Тревор ушел, но ничего не сказали.
Бэбс, в отличие от них, в выражениях не стеснялась, но Кайла научилась игнорировать ее слова, так же как и ее презрительные взгляды и ворчание, к концу недели ставшие особенно настойчивыми. Решительный разговор между подругами произошел в магазине, когда выдалась минутка затишья.
— На протяжении последних пяти дней Тревор звонит сюда по нескольку раз в день!
— Это его проблема.
— И моя проблема тоже. У меня закончились отговорки, почему ты не можешь подойти к телефону.
— С твоим-то воображением, Бэбс, я уверена, ты еще много чего сможешь придумать. Если, конечно, он позвонит снова.
— Позвонит, будь уверена. Он не такой трус, как ты.
Кайла бросилась в наступление:
— Я не трусиха.
— Неужели? Тогда зачем ты столь старательно избегаешь Тревора? Что он такого ужасного сделал — взял тебя за руку?
— А без сарказма можно обойтись?
— Хочешь знать, что я думаю?
— Нет.
— Думаю, было нечто большее, чем соприкосновение рук.
Кайла отвернулась, чтобы скрыть от подруги яркий румянец.
— Как я уже сказала, у тебя очень богатое воображение.
— Ничего подобного. В противном случае ты сейчас не убегала бы от него сломя голову. Если бы Тревор Рул не затронул некие струны твоей души, ты бы сейчас высмеивала его попытки дозвониться тебе.
— Не вижу в этом ничего смешного.
— Хочешь знать мое мнение? Все чертовски серьезно.
— Вовсе нет!
Воздух и без того был раскален до предела их жаркой дискуссией, когда в магазин вдруг вошел объект их споров собственной персоной. Колокольчик над дверью издал мелодичный звон, и женщины одновременно повернули головы на звук. Тревор же смотрел лишь на одну из них, ту, что внезапно побледнела как полотно, ту, что нервно провела языком по нижней губе и обхватила себя руками за талию, словно боялась, что в противном случае разлетится на части.