Глухой рокот родился в глубине его горла, Морган запустил обе руки в соболиное богатство темных волос и окинул голову жены назад:
— Котёнка я, конечно, не продавал, но грешен перед тобой во многом и очень часто без всякой причины обижал маленькую девочку. Нет, джентльменом меня никак не назовешь.
— А я и не просила тебя стать джентльменом.
Попытка овладеть собой позорно провалилась, когда губы Сабрины растворились под его натиском и разрешили языку утолить жажду; ее уста казались влажным податливым шелком, причиняли сладостную муку и разжигали страсть, побуждали все теснее и теснее сжимать ее тело.
Сабрина почувствовала, как на ноги упали плед и килт, и невольно сделала шаг назад. Любой другой мужчина, оказавшись совершенно нагим, выглядел бы смешным и неуклюжим, но только не Морган. Что бы ни втолковывала ей матушка накануне первой брачной ночи, ничто не могло сравниться с красотой обнаженного мужского тела, тела истинного воина.
— Сабрина, прошу, — горячо выдохнул Морган: кажется, впервые Макдоннелл о чем-то попросил Камерона. Сабрина протянула к нему руку. Морган отлично понимал, как дорого ей стоил этот простой жест, ибо в прошлом не раз отталкивал эту протянутую руку. В один шаг он преодолел разделявшее их расстояние и помог ей сбросить одежду, и она встала перед ним, обнаженная и грациозная, как пламя высоких свечей.
Морган пожирал глазами жену, упиваясь представшей перед ним чудной картиной: густыми волнами распущенных темных волос, изящными линиями бедер, бутонами ее налившихся сосков и жарким румянцем, выступившим на щеках под жадным взглядом мужа, темным треугольником мягких завитков.
— Нет, я недостоин всего этого, — пробормотал Морган, целуя жену в ямочку на шее.
— Знаю, — улыбнулась Сабрина.
Она не ожидала, что такой человек, как Морган, станет тратить время на ласки и поцелуи, поэтому испытала шок, когда он коснулся рукой завитков в углублении меж ее бедер, и в поисках опоры уперлась руками в его плечи. Никто никогда не трогал ее там, и понадобилось призвать на помощь всю силу воли, чтобы устоять на ногах, когда горячие пальцы Моргана обожгли ее влажное лоно. Сабрина едва не потеряла сознание от несказанного наслаждения, а муж шептал что-то у ее губ по-гэльски.
Ощутив, как дрожит мелкой дрожью тело жены, Морган неожиданно для самого себя сделал то, на что не считал себя способным — упал на колени перед Сабриной и прижался губами к влажным завиткам. Никогда в жизни он не мог предположить, что собственное поражение окажется столь сладостным.
Однако сразу решил обратить поражение в победу, обнял жену за бедра, приподнял и опустил на ложе, откинулся назад и положил ноги Сабрины себе на плечи, так что она была бессильна сопротивляться натиску его губ и языка.
— Морган, что ты делаешь? Это неприлично! — Сабрину вдруг обуяла стыдливость.
Он поднял голову, и хищная улыбка немедленно вызвала у Сабрины сладкую дрожь.
— А ты помнишь, какие страшные сказки рассказывали тебе твои братья про Макдоннеллов?
У Сабрины кружилась голова от наслаждения, которое доставлял ей палец мужа, входивший и выходивший в ее нежные глубины; она с трудом могла говорить, слова перемежались всхлипами.
— Братья говорили, что у вас ступни сплошь покрыты волосами и что вы… — Голос сорвался, когда палец мужа вошел еще глубже, лаской готовя пока еще напряженную плоть к предстоящему удовольствию. Слова полились потоком: — И что вы обычно едите черноволосых девочек, вроде меня, на завтрак.
— Это бессовестная ложь, принцесса. Волос у меня ступнях совсем немного, а черноволосых девочек я предпочитаю на десерт.
Морган принялся нежно покусывать чувствительную кожу, и Сабрина не выдержала, застонала и забилась под воздействием чарующего танца, который исполняли на ее теле губы, язык и пальцы мужа. Она отдала свое сердце Моргану-мальчишке, а теперь боялась потерять и душу под ласками Моргана-мужчины; попыталась отодвинуться, ускользнуть, но он не отпускал, сжал еще крепче; Сабрина начала задыхаться от невыносимо сладких мучений, и тогда Морган дал ей волю, убрал язык, притронулся губами к ее шее, она открыла глаза и очень удивилась, ощутив на щеках слезы.
— Ты по-прежнему бессовестный озорник, каким и был, Морган Макдоннелл, — прошептала Сабрина.
— Что правда, то правда, — весело согласился Морган, слизнув одну слезинку. — А вот ты, детка, не сдержала слова. Сегодня ты три раза плакала из-за меня.