— Э-э, да ты боишься не того, что он причинит тебе боль, — догадалась наконец Энид. — Ты опасаешься, что этого вовсе не случится.
Сабрина прикрыла глаза, вспомнив, как рука Моргана нежно ласкала ее грудь, и испытанное при этом наслаждение, которое даже самую гордую женщину, безусловно, могло поставить на колени. Девушка понимала — выбора нет и нужно скорее бежать из замка Макдоннеллов, прежде чем муж осознает, что ее детская влюбленность переросла в настоящую любовь.
— Я не могу здесь больше оставаться, — убежденно сказала Сабрина. — Нужно немедля отправляться домой, пока не поздно, пока я не превратилась в еще одну влюбленную дуру, каких здесь много, слоняющуюся по замку в надежде, что Морган выберет именно ее, чтобы согреть его постель нынешней ночью.
— Но ты же не рассчитываешь, что он позволит тебе вот так просто уйти?
— Не знаю, но я намерена бежать. Сегодня. Только я не могу бежать в одиночку.
В отчаянии Энид повела взглядом вокруг, посмотрела на Сабрину, потом на спящего Рэналда; его красиво очерченные губы полуоткрылись, и сейчас ему нельзя было дать больше двенадцати лет.
Сабрина сжала руку подруги.
— Знаю, что прошу от тебя почти невозможного. Но одна я просто не смогу спуститься с горы.
Энид поправила на груди Рэналда одеяло и откинула его со своей стороны.
— Иногда мне представляется, что этот твой муж доставляет больше хлопот, чем он того стоит.
При этих словах Сабрина даже улыбнулась сквозь слезы. Очевидно, она солгала мужу, когда расписывала свою любовь к диким розам и готовность сделать все, чтобы добиться своего. Оказалось, что у нее не хватает смелости дотянуться до цветка, растущего вне пределов досягаемости. Совсем не хотелось исцарапать в кровь руки.
— Да, хлопот с ним много. Но мне кажется, что ради него можно многим пожертвовать. Видимо, я просто не готова принести себя в жертву.
Энид продолжала недовольно ворчать, но не стала сопротивляться, когда кузина помогла ей натянуть толстое шерстяное платье и надеть плащ, после чего обе тихо выскользнули из спальни. Рэналд тотчас раскрыл глаза. Тяжело вздохнув, уперся затылком в скрещенные руки и уставился в потолок.
— Черти бы тебя забрали, Морган, — пробормотал он. — Если б ты мог удержать девчонку в постели, где ей и следует быть, другие люди имели бы возможность спокойно поспать до утра, а там, глядишь, можно было бы снова любовью заняться.
После долгих и тяжелых размышлений Рэналд вылез из-под теплого одеяла и стал одеваться, дрожа от холода и ругаясь столь изобретательно, что это сделало бы честь гораздо более образованному человеку.
Пропихнуть Пагсли сквозь разбитое окно оказалось значительно легче, чем протолкнуть вслед за ним толстую Энид. Она вскоре безнадежно застряла, вначале жалобно охала, а потом не на шутку испугалась и принялась вопить. Сабрина пришла в ужас, живо представив себе, как сбегутся Макдоннеллы и начнут над ними издеваться. Теперь она понимала, почему Морган ненавидит, когда над ним насмехаются.
Обеими руками Сабрина уперлась в зад кузины, толкнула изо всех сил, и обе вывалились за окно в огромный снежный сугроб. Пагсли очень понравилась новая игра, он скакал вокруг, заливаясь радостным лаем и норовя укусить девушек за лодыжки, к счастью, защищенные толстыми чулками. — Не надо было меня толкать, могла мне и шею свернуть, — пожаловалась Энид, с ног до головы покрытая снегом.
— Если Морган нас поймает, он нам обеим свернет шеи, — возразила Сабрина, прижимая к груди тонко повизгивавшего мопса.
Мрачное предсказание взбодрило Энид, она вскочила на ноги, отряхнулась и последовала за кузиной, направившейся к конюшне. Ветер приутих, мягкий снег смягчал звук шагов, но сердца девушек стучали так громко, что казалось, будто с минуты на минуту должен проснуться весь замок. Идти быстро мешали тяжелые плащи, путавшиеся длинными полами в ногах.
Над полуразрушенной конюшней нависали ветви высоких елей, покрытые густым снегом. Девушки обменялись тревожным взглядом, дружно взялись каждая за свою половину створок и широко распахнули тяжелые ворота. Изнутри потянуло теплым смрадом, послышалось похрапывание и перестук лошадиных копыт. Пагсли злобно заворчал и оскалился, что послужило сигналом тревоги, из ближайшего стойла раздалось дикое ржание, сверкнули яростно выпученные налитые кровью глаза и мелькнули копыта вставшего на дыбы огромного коня.