Последние отзывы

  29  

Подорогин бессмысленно, раз за разом перечитывал бумажку. Ему казалось, что все окружающее отдалилось от него, что даже на этот невесомый клочок в собственных руках он смотрит, как в перевернутый бинокль.

Свернули в последний раз, в торчавшую среди равнины кривую арку с выветренным полем заглавия. Толян взглянул на Печкина, тот утвердительно кивнул ему.

— Правильно, правильно, Толь, — сказал Зураб. — С другой стороны заходим. Так еще ближе будет.

Печкин откинулся на спинку, потопал прорезиненными подошвами валенок по половику и неожиданно спросил:

— А, кстати, кто-нибудь верит в инопланетян?

— Что? — не понял Зураб.

Печкин надавил Подорогину валенком на лодыжку:

— Так. У меня Гуля ими интересуется. — Руки его почему-то дрожали, и он держал их вверх ладонями на коленях.

— А, так может это они — самолет? — впервые подал голос Толян.

Печкин рассмеялся.

— Только их тут не хватало! — Переведя дух, он еще сильнее надавил Подорогину на ногу, так что тот был вынужден оттолкнуть его. — Дело в том… ох, пардон… — Печкин потряс пальцами. — Дело в том, что все эти зеленые человечки — материя чисто умозрительная. Как элементарные частицы у физиков. Что такое элементарные частицы? Допущения, пузыри. Что-то у нас не сходится — ага, давайте притянем за уши мезоны. Или там — кварки. И все встанет на свои места. До следующей, правда, остановки. Так же и с зелеными человечками.

— Ни хрена не въехал, — потряс головой Толян. — Шкварки…

— И не надо! — опять засмеялся Печкин. — Стоп — здесь правее, вон к тем начесам, за бугорком. Ага… — Он взглянул на Подорогина и улыбнулся Зурабу. — Ну, коли время есть… У меня приятель халтурил по ним в полевой почте. Сравнительный анализ и прочее. Про американских инопланетян и про наших. Америкосы — народ технологичный, и ничего, кроме технологий, тем паче секретных, их не интересует в принципе. Но в то же время они народ государственный. И тут у нашего Эйнштейна фикс: западное гражданское общество он считает давным-давно сросшимся с государством. И вот хотя бы сквозь зубы, чушью о дрожаниях воздуха, американцы проблемку с зелеными человечками вынуждены признавать официально. Но то, что составляет основу для Запада — частная собственность и т. п. — в России только форма. Мы всегда плевали на государство. Как и частная собственность для наших папаш никогда не была чем-то обязательным. Разъясняется это хреновыми навыками организации, всемирным русским разгильдяйством, природным хамством, и т. д., и т. п. Даже делаются попытки заглянуть в истоки подобного разгильдяйства и хамства. И что ж?.. — Печкин взялся загибать трясущиеся пальцы. — Необъятные пространства? Буферная география? Язык, который чихал на святая святых — порядок слов в предложении? Татары? Русский характер? Чепуха! — Он разбросал составленный кулак. — Не существует никакого русского характера! Никакого языка и географии, никаких татар — ничего! Все это такие же химеры, как кварки… И что существует, спросите вы? А вот что: неуловимый и невидимый русский инопланетянин. Тот самый русский зеленый человечек, признавать которого русское государство не торопится и, кажется, не собирается признавать вообще — по причине известного к себе отношения со стороны русского общества. Вот что! — Валентин Печкин вытер намокший лоб и, отдуваясь, расстегнул воротник.

В салоне установилась мертвая тишина. Некоторое время никто, даже Толян, не видел того, что машина стоит неподвижно, захватив передними колесами канаву. Первым, встрепенувшись, открыл дверь и съехал с высокого сиденья Зураб. За ним, с другой стороны, распаренный Печкин. Подорогин, сидя посередине опустевшего дивана, мял в пальцах край рисового листка. Юра не то спал, не то переживал боль, его лицо было опущено между колен.

— Кирдык башка, — сказал Толян, расставил затекшие руки и, ахнув, похлопал Юру по измазанному зеленоватой грязью плечу. — Марсиане, на выход.

Ступив в снег промокшими ногами, Подорогин машинально пошел на голоса Печкина и Зураба. Те что-то обсуждали у бесконечной, уходящей в туман разрушенной кирпичной стены. Печкин потрясал перед Зурабом сцепленными руками, грузин отмахивался автоматом.

Неподалеку от стены и параллельно ей тянулись покосившиеся столбики профильного железа. На некоторых из столбиков сохранились ржавые огрызки сетки и на всех без исключения, сколько хватало взгляда, сидели вороны. Стоило Зурабу с Печкиным скрыться в проломе за стеной, как из-за нее, галдя, выросла целая станица. Подорогин замедлил шаг: и вороны на столбиках, и гремящая в вышине стая, даже шахматная кайма пролома, — все это представилось ему когда-то виденным, пережитым. Он хотел окликнуть Печкина, но тут что-то со всей силы ударило плашмя по правому уху, оглушило его. Вороны бесшумно снялись со столбиков.

  29