Особенно,... 
115 
— Не беспокойся, эльф. Я не собираюсь требовать от тебя чувственных игр. Ты слишком устала… и вряд ли тебе захочется испытывать мое самообладание сегодня.
Джессика открыла глаза, впервые посмотрев на Вулфа Он не заметил этого. Он любовался изумительной картиной: Джессика с меховым серебристым покрывалом вокруг бедер и роскошными рыжими кудрями, рассыпавшимися по груди.
Вулф медленно перебросил волосы ей за спину. Еще до того как влажная тряпочка коснулась ее груди, соски собрались в тугие бархатные венчики.
— Ты огненно прекрасна, — сдавленно сказал Вулф. — Я запомню тебя такой до самой смерти.
«И я буду желать тебя до самой смерти».
Вулф не произнес этих слов вслух. Но они звучали в нем как приговор.
Джессика увидела суровые складки на лице Вулфа. Ей хотелось спросить его о причине, но она боялась, что, открыв рот, она закричит о своей страсти и любви к человеку, который не любил ее. И она молчала, чувствуя, как печаль безжалостно сжимает ей горло.
Меховое покрывало соскользнуло с бедер Джессики на руки Вулфа и затем на пол.
Не торопясь, Вулф в полной тишине возобновил омовение. Джессика задышала глубже и раскованней. Когда Вулф без слов попросил ее подвинуть ногу, она не сопротивлялась, позволив ему коснуться интимных мест. В течение продолжительного времени слышался лишь плеск воды, треск дров в камине да прерывистые вздохи. Наконец были смыты последние остатки мыла, и в спальне остался аромат роз и теплой благоухающей женщины.
— Вот и все, — сказал он глухо.
Он стоял, в смятении закрыв глаза, не имея больше сил смотреть на Джессику. Он знал, что должен был бы просить прощения за все свои жестокости, а вместо этого в мозгу у него рисовались неплотно сжатые точеные ножки. Он думать не мог ни о чем другом.
Джессика увидела снедающее Вулфа желание и ощутила его сама. Оно совмещало в себе и физическую тягу, и нечто большое, сложное и мучительное. Не говоря ни слова, она стала расстегивать рубашку Вулфа.
Он, вздрогнув, открыл глаза.
— Что ты делаешь?
— Раздеваю тебя.
— Я вижу это.
— А затем ты увидишь, как я искупаю тебя так же любовно, как и ты меня.
— Нет.
— Почему же?
— Ты очень устала.
Изящные пальцы Джессики не прекращали работы.
— Не больше, чем ты.
— Джесси….
Их глаза встретились. Он сразу не мог понять, способен ли вынести то, что увидел в чистых, светлых глубинах ее глаз.
— Ты сделал то, что просила леди Виктория, — сказала тихо Джессика. — Ты научил меня не бояться твоих прикосновений. А теперь ты изгоняешь меня из своей жизни. Неужто ты откажешь мне и этой ночью?
Вулф понимал, что именно это он и должен сделать, но не мог выжать из себя слов отказа. Ведь Джессика в конце концов смирилась с тем, что он всегда считал неизбежным: она не будет больше сопротивляться разводу.
Он никогда не думал, что победа может быть такой горькой.
«Ты изгоняешь меня из своей жизни».
Вулф молча снял ботинки и носки, закрыл глаза и стоял, пока Джессика раздевала его. С каким-то отрешенным удивлением он подумал, что никогда не верил женщине настолько, чтобы предоставить главную роль в игре.
Чувствовать, как Джессика снимает рубашку, было приятно. Освободиться от ремня, от одежды, остаться обнаженным значило испытать чувство легкости и нереальности.
При первом прикосновении теплой влажной тряпочки к лицу веки Вулфа вздрогнули.
— Больно? — спросила она участливо, как эхо повторив вопрос Вулфа.
— Точно так же вздрогнула ты, когда я первый раз дотронулся до твоего тела. Тебе было больно?
— Нет. Я так желала тебя, что мне казалось: я не выдержу даже самого легкого сопротивления.
— Да, — сказал Вулф просто, не пряча больше глаз от Джессики.
Он почувствовал ее дыхание, когда тряпочка скользила по его груди, и посмотрел ей в глаза.
— По крайней мере, в этом мы схожи, — прошептала Джессика.
Вулф не ответил… Он не мог. У него перехватило дыхание. Билась жилка на шее. Звук полоскаемой тряпочки звучал в тишине, словно медленная музыка. Вулф физически ощущал аромат раскрывающихся роз. Только шероховатость тряпки позволяла ему ощутить реальность бытия.
Он снова закрыл глаза, впитывая, в себя присутствие Джессики всеми порами, пока она водила тряпкой по его груди и плечам, смывая усталость, и не было ничего на свете, кроме ее прикосновений, ее легкого дыхания, ее аромата.
115 
