Тем временем поцелуй продолжался, страстный, жадный, жаждущий. Казалось, Джош пил Пэм, припав к ее губам как к источнику, и вся она ослабевала, плотнее льнула к сильному стройному телу, словно стремясь не оставить между ним и собой даже малейшей щелочки.
В какой-то момент, не прерывая поцелуя, Джош отправил одну руку путешествовать по спине Пэм, затем исследовал изгибы талии, после чего медленно опустился ниже и легонько обвел линию ягодиц.
Пэм словно обдало жаром. Не помня себя, она обвила шею Джоша руками и издала сдавленный стон.
Через минуту поцелуй прервался, но взамен словно рассыпался сотнями других, мелких. Джош покрывал ими шею, горло и грудь Пэм, насколько позволяла блузка. Спустя некоторое время их губы вновь встретились. Второй поцелуй оказался настолько жгучим, всепоглощающим, что Пэм отдалась ему вся, без остатка.
Когда она уже подумала, что больше не выдержит такого мощного потока сладостных ощущений, Джош скользнул ладонью по ее плечу, руке, затем подхватил грудь.
Внутри Пэм будто взорвался фейерверк, она почувствовала себя объятой пламенем. Колени ее ослабели, из-за чего она слегка обвисла в объятиях Джоша.
Однако он держал ее крепко. Когда кончился воздух, он отстранился от Пэм, как оказалось, лишь для того, чтобы наклониться к груди и сомкнуть губы вокруг отвердевшего, выпиравшего из-под лифчика и блузки соска.
Пэм даже не сообразила, что Джош делает именно то, что обещал на морском берегу в поселке Пуилонк, – целует ее сосок.
– Ох, Джош… – простонала она, запрокинув голову. Глаза ее были закрыты. Наслаждение было настолько велико, что… вызвало приступ паники. Боже правый, что же это я делаю?! – вспыхнуло в мозгу Пэм. Ресницы ее распахнулись, и она резко уперлась ладонями в грудь Джоша.
Его глаза потемнели до черноты, взгляд опалял.
– Я не виноват, – хрипловато, без улыбки произнес он. – Ты сама это начала… а теперь, боюсь, мне трудно будет остановиться.
С этими словами Джош принялся расстегивать на ней блузку, и она не сделала попытки остановить его. Когда полы блузки разошлись в стороны, Джош прикипел взглядом к прикрытой кружевами лифчика груди Пэм.
– Ты прелестна… – слетело с его губ.
Затем он порывисто наклонился и вновь припал к соску Пэм, на этот раз к другому, предварительно обнажив его.
Ощущение, испытанное ею в эту минуту, было сравнимо, пожалуй, с ударом молнии. Из ее горла вырвался хриплый крик, который она услышала будто со стороны.
Надо быть сдержаннее, промелькнуло в голове Пэм, но было уже поздно – она практически утратила способность контролировать себя.
Да и кто сохранил бы хладнокровие, если бы вокруг его соска выделывали языком такие выверты!
Неожиданно Пэм поняла, что, наверное, умрет, если сейчас же, сию минуту не прикоснется к обнаженному телу Джоша. Как только ее мозг озарился этой мыслью, она лихорадочно потянула рубашку Джоша из джинсов, потом путающимися пальцами принялась расстегивать пуговицы. Когда с этим наконец было покончено, Пэм сдвинула рубашку куда-то Джошу за спину и впилась взглядом в его обнажившиеся плечи.
Здесь было чем полюбоваться. Ни один из прежних любовников Пэм – не задерживавшихся надолго – не имел таких широких, бугрящихся мышцами, загорелых плеч. Несколько мгновений она восхищенно разглядывала их, потом, отпустив рубашку, медленно провела ладонями от шеи Джоша к рукам. И, пожалуй, только тогда поверила, что эта красота настоящая, а не привидевшаяся.
Тут Джош взял ее руки, их пальцы сплелись.
– Я… хочу тебя, – изменившимся, гортанным голосом произнес он. – Здесь и сейчас.
Как ни странно, до настоящего момента мысль о том, чем все это может кончиться, не посещала Пэм. Только сейчас перед ее внутренним взором вспыхнул образ того, о чем говорил Джош, и она затрепетала от новой волны желания.
– Только не на кухне, – чужим, сдавленным голосом ответила Пэм, облизнув горевшие после поцелуев губы.
Джош непроизвольно стиснул ее руки.
– Значит, ты согласна?
Ресницы Пэм затрепетали.
– Да…
В ту же минуту Джош порывисто прижал ее к себе. Затем они слились в поцелуе, который на этот раз был непродолжителен. Прервав его, горевший нетерпением Джош подхватил Пэм на руки и двинулся в гостиную. Там на минутку остановился, словно пытаясь сориентироваться, потом опустил Пэм на ковер, почти возле самой скатерти, на которой находились тарелки и остатки обеда.