Или чтобы снять с него мерку для гроба.
Ледяная дрожь пробежала у него по спине. Отбросив со лба прядь светлых волос, он ткнул Джулиана локтем под ребра.
— Ради всего святого, Джулс! — взмолился он, чувствуя, что вот-вот ударится в панику. — Еще не поздно! Давай удерем! Ну подумай, что они смогут сделать — кинутся в погоню и станут стрелять нам в спину? Я даже согласен уехать вместе с тобой на континент! Подумай только, Джулс, — плавать по Рейну, карабкаться по Карпатским горам, покорить Рим, быть может! Мой отец со временем нас простит. Правда, он урезал мое содержание — жутко разозлился из-за бриллиантовой броши, которую я купил той хорошенькой актрисе, с которой ты познакомил меня во Флоренции, помнишь? А что он еще мог сделать? Но я хорошо знаю отца. Он ни за что не бросит родного сына на произвол судьбы.
Полный негодования взгляд, который бросил на него Джулиан, заставил Катберта поперхнуться.
— Прикуси язык, Кабби! Надеюсь, ты не думаешь, что я опущусь до того, чтобы позволить кому-то считать меня самым презренным из всех созданий — человеком без чести?!
Ресницы его затрепетали. В бездонных темных глазах Джулиана мелькнула затаенная боль. Раненая гордость и горькая насмешка над самим робой — вот что прочел в его взгляде Катберт. Большинство женщин находили это сочетание неотразимым. Пристыженный, Катберт опустил глаза.
Кто он такой, чтобы бросить друга в такой момент, виновато подумал он. Тихоня и тугодум, ничем не примечательный отпрыск капризного и своенравного графа, чья судьба — унаследовать титул и состояние отца, Огромные деньги, которые заработаны не им, прожить отпущенный ему век и мирно опочить в своей постели. Да что там говорить, он бы не дожил до нынешнего дня, если бы не Джулиан, вырвавший его из лап разъяренного кредитора. Это случилось во Флоренции, в их первую встречу, когда Катберт отправился в путешествие по Европе с целью завершения образования. С этого момента Джулиан стал его кумиром — герой войны, получивший рыцарский крест из рук самой королевы после того, как он со своим полком на подступах к Рангуну в позапрошлом году разбил наголову шеститысячный отряд кровожадных бирманцев. Уж конечно, Джулиану не впервой смотреть в глаза смерти. Оставалось только любоваться неподражаемым изяществом, с которым он держится в подобный момент.
Катберт, мысленно застонав, был вынужден признать свое поражение.
Джулиан, успокаивающе похлопав приятеля по плечу, с некоторым трудом попытался принять вертикальное положение.
— Пусти меня, Кабби, старина, — шепотом велел он. — Я твердо намерен встретить врага лицом к яйцу — я при этом стоя на собственных ногах! Девонфорт! — оглушительно гаркнул он, тряхнув головой.
Маркиз и сопровождавшая его мрачная троица как по команде обернулись в их сторону. Обратившись к маркизу просто по фамилии, без упоминания титула, Джулиан только что добавил новое оскорбление к уже нанесенной ему обиде. Катберт готов был поклясться, что слышал, как возмущенный маркиз со свистом втянул в себя воздух, но, возможно, это был просто свист ледяного ветра, покусывающего замерзшие уши.
Проклиная глубокий снег, в котором увязали ноги, Джулиан решительно пробивался к уже протоптанной маркизом тропинке. Катберт судорожно прижал к груди тяжелую шкатулку, провожая друга глазами. Нескрываемая гордость охватила его, когда Джулиан, почувствовав под ногами твердую почву, надменно расправил широкие плечи — гордость, перед которой меркла даже его тревога за друга. Точно так же он, вероятно, стоял под струями тропического бирманского ливня. Ни одна живая душа не знала, что после той памятной битвы он почти сразу же подал в отставку и вот уже почти полтора года путешествовал по Европе, пьянствуя и играя в карты во всех встречных кабаках.
Однако гордость, которую испытывал Катберт, мгновенно сменилась тревогой, едва он заметил, как Джулиан, покачнувшись, начал медленно клониться назад, точно подрубленный дуб. Уронив шкатулку, Катберт ринулся на помощь. Ему повезло — он успел подхватить Джулиана под мышки, не дав ему рухнуть в сугроб.
Джулиан, пьяно хихикнув, поспешил выпрямиться.
— Знай я, какой поднимется ветер, непременно бы спустил паруса!
— Господи, Кейн, да ты пьян в стельку! От тебя за версту несет винными парами!
Катберт, подняв голову, встретился взглядом с маркизом. Презрительно сморщив свой длинный аристократический нос, тот с негодованием разглядывал обоих приятелей.