— А нам рассказывали в Гильдии, как омеговские танкеры устроены. Горючка когда в бомбе взрывается, в баллонах там, так взвесь такая огненная пышет… И в танкер она попала наверняка. Омеговцы и погореть могли даже, хотя вряд ли, но обожгло их — точно. Еще задыхаться они начали, потому что оно кислород из кабины высосало. И резиновое если есть у них там что-то, так поплавилось оно. Короче, встали они надолго, а может, и насовсем.
— Взвесь, кислород… — проворчал я. — Откуда вообще такие слова знаешь? В Гильдии им учат?
— Ну да, — подтвердила она.
— Как цыганка в Гильдию попала?
— У-у… — протянула Эви. — Это история всей моей жизни.
— Ну так рассказывай.
— Че, все рассказать?
— Давай-давай, чтоб я знал, выбросить тебя отсюда или просто пристрелить.
— Какой ты грозный! — хохотнула Эви, ничуть не испугавшись. — Только рассказывать долго, а вон уже почти стемнело. Танкер теперь нас не догонит, потому можем остановиться на ночлег. Только мне еще подлечиться надо или хотя б просто на палубе твоей полежать малеха, оклематься, а то слабость какая-то. Да, и есть у тебя чего бухнуть?
* * *
Солнце сползло к горизонту, вокруг протянулись длинные тени. Заглушив двигатель, я с трехлинейкой в руках выбрался на крышу рубки и осмотрелся. Барханы исчезли, Рязань остался далеко позади, вокруг в тиши лежали пустынные земли: бесконечные пологие холмы, заросшие травой и колючим кустарником, однообразные, как жизнь отшельника в киевских катакомбах. Лишь далеко-далеко в западной стороне, на фоне коснувшегося горизонта розового шара дрожали в мареве темные силуэты строений.
На вершине соседнего холма показалось семейство пылевых сурков, они вытянулись на задних лапах и замерли, прижав передние к тощим брюшкам. Усатые морды с черными носами-пуговками казались воплощением глупости. Я достал гармошку — сурки мгновенно исчезли — и сыграл короткий мотив, в который постарался вложить свое ощущение от этого теплого вечера посреди молчаливого безлюдья.
— Музыка — хорошо, — произнес голос внизу. — Люблю искусство, особенно когда громко.
Я глянул вниз. Эви стояла возле рубки — босая, в закатанных до колен штанах.
— Но стреляю я лучше, чем играю.
— А готовить умеешь?
— Умею.
— Ну ваще на все руки мастер. Так сготовь нам что-то, жрать охота, а? Какой-нибудь, будем говорить, пищи… Я ж с утра не ела, с тех пор как из Улья вылетела.
Я сел на краю рубки, свесив ноги, и сказал:
— Можно так: я даю еду, ты готовишь. Мы едим, ты чистишь миски и рассказываешь о себе.
— Не… — покачала она головой. — Если я готовлю и рассказываю, так чистишь ты.
— Не забудь, что еда моя, как и самоход, — напомнил я. — Потому миски чистишь ты.
Мы быстро поели, и пока я раскуривал трубку, цыганка, успевшая выскрести посуду пучком травы с песком, приготовила полоску бумаги. Вытащила из кармана бархатный мешочек, развязала, достала щепотку табака, огниво и стала со знанием дела мастырить самокрутку.
— Эй, доставщик… — присев под палубной оградой, она пустила в мою сторону клуб дыма. — Хочешь узнать, че в последние дни было, или историю моей жизни?
Я пожал плечами.
— А она длинная?
— Не очень. Но, будем говорить, насыщенная.
Усевшись в кресле-качалке, я огляделся. Солнце почти опустилось за горизонт, скоро пора на боковую.
Приняв молчание за согласие, Эви отхлебнула настойки из горлышка, крякнула, запила пивом, глубоко затянулась и сказала:
— Папаша мой навроде тебя — доставщиком был. Из-за этого я некоторую эту… духовную связь с тобой ощущаю. Но только духовную, не половую, понял? Хотя ты ж сам по себе, с разными караванами разъезжаешь, да? А папаша в «Вооруженных Курьерах Дядюшки Стерха» состоял. Он не цыган, обычный, а вот мамаша навроде такая же… — Эви провела тонкими пальцами с грязными ногтями по скуле. — Смуглой была, чернявой. Цыганкой, короче. Но я ее не помню, она папашу бросила и с каким-то москвичом в Лужники подалась. А батя меня с детства на своем самоходе катал. У него самоход не такой здоровый был, как у тебя, но быстроходный и с прицепом. Он в прицепе грузы возил, когда надо, но больше любил скорые доставки, какую-то почту, бандероли или там пассажиров…
— Никогда не брал к себе пассажиров, — проворчал я. — Ты первая. Но и с тобой мы скоро расстанемся.
— Это ладно, — согласилась Эви. — Ты слушай, слушай, чего я рассказываю.