95 
Там происходило что-то странное: привычный механизм разладился.
Не было гонцов из читального зала, никто из библиотекарей не шел с тележкой.
«Господи, День Победы. Завтра восьмое. Сегодня – короткий день».
Хватаясь за края полок, Маша села на корточки. Книги, вложенные в карманы, тянули спину. «Там – узкая лестница. В нижнее хранилище. Бригада не вернется. Надежды на уборщиц нет».
Прижавшись к полкам, Маша искала выход.
Первое – бросить книги. В этом случае – почти никакой опасности: выйти с пустыми руками, сказаться уборщицей. Заблудилась, работаю первый день. Старшая выяснять не станет, но лицо все равно запомнит.
«Нет», – этот выход Маша отмела.
Выглядывая осторожно, она наблюдала: библиотекари собирались у дверей.
– Ну что, девочки, все? – старшая потянулась к выключателю. Маша расслышала хруст ключа.
Груз давил на плечи. Она стянула фартук и села на корточки.
«Во-вторых – дальняя лестница. Можно попробовать пробраться вниз... Если еще празднуют...»
Добежав, она остановилась, прислушиваясь: в русском хранилище было тихо.
Она сидела под стеллажами, уговаривая себя: ничего страшного. Завтра восьмое. Восьмое мая – предпраздничный день. Всегда выходят дежурные – обслуживать заказы по МБА.
«Так». Сунув туфли в карманы халата, Маша двинулась к стойке: прежде всего надо позвонить.
Трубку взяла мама. Снова, как в прошлый раз, Маша отговорилась больницей: однокурснице стало хуже, врач попросил остаться, подежурить ночь.
Раньше мама принялась бы расспрашивать, но теперь ее мысли занимала исключительно Панькина комната.
– Да, да, конечно. Не беспокойся, поела.
Маша положила трубку.
Часы, висевшие над дверью, показывали семь. Позднее майское солнце пробивалось сквозь темные шторы. Там, снаружи, приближалась белая ночь.
Она подошла к окну и выглянула: внизу лежало безжизненное пространство. В этот час площадь была пустой. Подергав дверь, она отправилась к завещанной библиотеке. Ноги сводило холодком.
В восемь пришли охранники. Их голоса звучали гортанно. Затаив дыхание, Маша думала: «Как полицаи. Вот сейчас... Бросятся...»
Лениво чиркая желтыми лучиками, охранники протопали вдоль главной штольни, не заглядывая в боковые.
Маша размяла затекшие ноги: на этот раз действительно все. Теперь засядут в своей каморке.
Свет дежурных лампочек дрожал под потолком. Раньше за черной шторой стояла трехлитровая банка – вода для цветов. Банка была полной.
Напившись, Маша села за стол.
Теперь это было даже интересно. Как будто она вернулась в свое прошлое. Раньше она не посмела бы сесть за этот стол.
Тут, принимая требования, сидела старшая. Макая в черную краску, стучала штампом: время, год, число. Этим штампом полагалось гасить требования. Маша покрутила поворотные колесики и вспомнила: «Дурак!»
Этот, завещавший свою библиотеку, всю жизнь собирал книги. Мечтал, чтобы их тоже так штамповали. «Ага! Держи карман... А не надо быть дураком», – она бормотала мстительно.
Поворотные колесики вертелись под пальцами. Старшая говорила – его книг не выдавали никому и никогда.
Сверху донеслись какие-то стоны. Маша прислушалась: не то кашель, не то плач.
«Глупости! – она испугалась. – Никого нет».
На всякий случай она все-таки встала из-за стола и пробежала на цыпочках к дивану. Черная кожа была теплой. Тревожные мысли собирались в голове, трогались медленными жерновами.
«Подумаешь, осталась...»
Она думала о том, что, оставшись на ночь, стала уборщицей. Невидимкой. Так что нечего и бояться.
Снова, но уже не плач: сухой старческий кашель. Сверху, сквозь перекрытия. «Кто может кашлять, если он умер?..»
Она попыталась себе представить, каким он был при жизни.
Кабинет. Темный широкий стол, заваленный книгами. Столешница с зеленым сукном. Такие она видела в музеях. Зеленая лампа.
Свет ложился ровным кругом, не касаясь старческого лица. За спиной поднимались ряды стеллажей. Опоясывая комнату, стеллажи устремлялись ввысь. Маша подняла голову: высоко, у самого неба, они сходились четырехгранной башней... Боясь шелохнуться, она замерла.
В комнате никого не было. На столе белел листок:
ЗАВЕЩАНИЕ
Сверху, крупными буквами. Внизу стоял размашистый росчерк.
«Старый дурак... Поверил, положился на их обещания...»
Тоскуя, Маша думала: «Некому защитить».
Рядом с листком лежала пачка пустых требований.
95 
