90 
– Как себя чувствует ваш отец? – Маша поинтересовалась вежливо, еще не зная, с чего начать. Человек, с которым она разговаривала, становился звеном ее плана.
– Спасибо. Конечно, еще плоховато, но, можно сказать, идет на поправку, я разговаривал с лечащим врачом, – Юлий отвечал радостно и торопливо.
– И что врач? – вывернув ладонь, Маша посмотрела. Вдоль линии жизни остался небольшой шрам. Он почти что зажил, хотя рука действовала еще плоховато.
– Врач? – Юлий переспросил. – Прекрасный человек! Замечательный, очень внимательный...
– Я рада, – Маша прервала.
Помолчав, Юлий предложил встретиться. Маша согласилась. Встреча входила в ее планы.
Юлий ждал у мостика, стоял под самым грифоном. Маша думала, пригласит в кафе, но он объявил, что хочет познакомить ее с друзьями. «Точнее, не совсем друзья, так, интересная компания...»
Она согласилась: какая разница, друзья так друзья.
Вдоль канала Грибоедова они шли, болтая о пустом. Разговор вертелся вокруг учебы: предметы, преподаватели. Маша отвечала неохотно. Юлий поинтересовался, чем именно привлек ее Финансово-экономический. Вопрос вызвал холодную ярость. Объяснять бесполезно. За годы учебы Маша выработала подходящую формулу: любая наука, если подойти неформально, оказывается интересной. Так она ответила, и Юлий кивнул. Ни с того ни с сего он заговорил о том, что когда-то мечтал о философском факультете, однако пришлось довольствоваться филологией:
– Может, и к лучшему.
Маша усмехнулась. Вопрос, который хотелось задать, вертелся на языке: несмотря ни на что, ему удалось пройти на филологию. Филология – не история, но всетаки... Видимо, по большому блату.
– Философия – бред сивой кобылы. Сплошная марксистско-ленинская муть. Во всяком случае, здесь, в Финэке.
– Полагаю, в университете то же самое, – Юлий рассмеялся.
Он думал о том, что с этой девушкой ему легко и хорошо. История с больницей, которую он крутил и так и этак, казалась каким-то недоразумением. Тетка, сидевшая в окошке, могла и перепутать. Мало ли кто к ней до этого подходил...
Сверившись с номером, черневшим на покосившемся козырьке, они вошли под арку. Под низким сводом тлела лампочка, освещавшая облупленные стены. Под аркой громоздились мусорные контейнеры. Стояла невыносимая вонь. Проходя мимо, Маша зажала нос, стараясь не дышать:
– Они что, вообще не вывозят?!
Она вспомнила: пепел. Старушечий пепел... Последние дни мама сидела дома. «Сторожит Панькину комнату. Боится жэковских теток: придут и вселят без нее».
Стыдясь за себя, Маша думала: «Черт с ними, со старухами... Тоже мне, нашла достойных врагов. И чего на меня нашло?.. Ладно, – она решила. – Закончится с комнатой, схожу и зарою. Съезжу на Красненькое кладбище... Панька говорила, там у нее племянник».
Она вспомнила Панькиного бога и подумала: «Ничего, подождет».
В парадной света не было. Держась за перила, Маша поднималась осторожно. Юлий шел впереди.
На площадку выходили четыре двери. Бляшки с номерами квартир были замазаны бурой краской. Пахло каким-то ацетоном. «Интересно покрасили. Одним махом...»
– Это какой этаж? – Юлий пытался прочесть номера.
– Не знаю, не считала...
Приглядываясь, он вытягивал шею:
– Ага. Тридцать девять. Все точно – здесь.
На звонок отозвались шарканьем, и голос, припавший к замочной скважине, спросил: «Кто?» Юлий назвался, и замок хрустнул.
Странное существо встречало их на пороге. По голосу Маша приняла его за женщину, точнее, за старушку. Старушечье лицо покрывали редкие волоски. Они выбивались неровными кустиками, нарушавшими границу между бородой и усами. Картину завершала шапочка, похожая на ночной чепец.
Поймав Машин взгляд, существо стянуло головной убор и, застеснявшись, представилось Вениамином:
– Извините, не предполагал, что Юлик с дамой. Стульев мало, сижу на подоконнике. Там сквозит, – пальцем он указал на свою голову.
За спиной старообразного Вениамина темнел длинный коммунальный коридор. Он терялся в бесконечности, и, задержавшись на пороге, Маша опасливо огляделась. Справа, за выступом выгороженного туалета, обнаружилось окно. Сквозь распахнутую форточку проникал помоечный воздух. Впереди, сколько хватало глаз, угадывались комнатные двери. Вдали, за поворотом, слышались пьяные крики.
– Не обращайте внимания. Сосед. Работает сутки через трое, сейчас как раз гуляет, – Вениамин пояснил неохотно.
90 
