16 
В самых недрах ее изжаждавшегося по ласке тела мгновенно вспыхнуло острое желание, губы мягко открылись навстречу его теплым губам, тела притянулись друг к другу, будто намагниченные, гладкая женская кожа прикоснулась к твердым, как натянутые стальные тросы, мускулам. Все было странно и чудесно, ново и несмотря ни на что — знакомо.
Прикосновения рук и губ Адама отзывались в ее теле электрическими разрядами, но Дженис, ошеломленная, неспособная к рассуждениям и мыслям, все же никак не могла до конца решиться отдаться стихии собственной страсти.
— Не будь же такой пугливой, милая, — хрипло прозвучал у самого ее уха голос любимого. — Расслабься, прикоснись ко мне.
«Прикоснись ко мне!» Эти слова, как волшебный ключ, разом отомкнули цепи, приковывавшие ее к земле, к повседневности, к заботам и рутине. Дерзко прикасаться к нему, ласкать и целовать каждую частичку его тела — именно об этом она всегда мечтала, и сейчас он царственным жестом подарил ей право на это. Дженис почувствовала, как ее уносит в раскаленное небо, в самый зенит, туда, где опаляющий жар солнца воспламеняет кровь, рассеивает страхи, разгоняет опасения, испепеляет заботы.
— Коснуться тебя? Вот так?
Пальцы Дженис с упоением впитывали в себя жар его атласной кожи, мощь железных мускулов, а затем его тело содрогнулось и выгнулось от ее самого смелого, самого дерзновенного прикосновения…
— Да, именно так… О боже, Джен! Твердые пальцы Адама сомкнулись на ее плечах, снова склоняя ее вниз, воздух с шумом вырвался из его легких, и Дженис на мгновение стало страшно — но лишь на мгновение, потому что он, бормоча ее имя, снова потянул ее к себе и поцеловал в губы. От напряженности не осталось и следа.
Да, она была с Адамом, с мужчиной, которого она любила, как ей казалось, всю жизнь, и все, что они ни делали сейчас, было свято.
…И все-таки пронзившая ее боль оказалась слишком сильной — Дженис сжалась, инстинктивно противясь напористости его вторжения, и слабо вскрикнула, краем зрения увидев, как застыл, изумленно вглядываясь в ее исказившееся от боли лицо, Адам.
— Джен, — тяжело дыша и запинаясь, вымолвил он. — Джен, я не предполагал…
— Нет! — вскрикнула она, испугавшись, что он, догадавшись о ее неопытности, остановится, утратит к ней желание и интерес. — Не прерывайся!..
— Но, Джен…
— Я сказала: не останавливайся!..
И древний инстинкт женщины-соблазнительницы пришел к ней на помощь: мышцы, сперва не очень охотно, расслабились, и она поначалу неловко, затем все более страстно и уверенно, отдалась внутреннему, родившемуся раньше их обоих ритму.
— Дженис!..
Теперь настала ее очередь заглушить его потрясенный вскрик страстным поцелуем в губы.
— Джен, милая, не надо… Я не могу!..
Хриплый возглас отчаяния, вырвавшийся из груди Адама, пронзил ее, губы его припали к розовым бутонам ее грудей, и она, откинувшись на подушку, взмыла в мир наслаждения, равного которому до сих пор не ведала. Никогда, никогда ранее она не чувствовала себя такой свободной, уверенной в себе, такой растворенной в жизни. Каждое следующее движение или слово рождалось как бы само собой, без всяких затрат ума, каждая встречная ласка наполняла ее сиянием радости, разрастающимся и всепоглощающим, как свет дня при приближении к концу тоннеля…
И вдруг, задолго до того, как она успела к этому приготовиться, вселенная взорвалась ослепительной вспышкой, а мгновением позже до нее долетел пронзительный вскрик Адама, руки его обвились вокруг нее, как железные обручи, а тела их забились в бесконечно сладостных судорогах финала…
Возвращение к реальности было медленным, и сквозь утихающее пламя утоленной страсти сознание Дженис вновь начала терзать новая, а по сути своей — все та же самая мысль.
Кончено! Краткий миг наслаждения миновал, и от любви Адама ей больше не достанется ничего. Да и любовь ли это для него? Скорее — способ хоть на несколько минут одолеть пустоту и мрак, поглотившие его душу. И только для нее это была волшебная возможность отдаться мужчине, в чьих руках уже столько лет находилось ее сердце. Теперь их блаженному и мимолетному единению пришел неизбежный, но от того не менее горестный конец.
Дженис почувствовала, как к глазам подступают жгучие слезы.
— О господи, Джен!.. Прости… — На ее несчастье, Адам уловил ее еле слышный всхлип.
— Молчи! — Она зажала его губы ладошкой. — Адам, ради всего святого, молчи!
16 
