– Я сказала так, как есть. Ты можешь сделать выводы.
Неужели трудно поднять лицо! Было ясно, что Лена ничего не ищет в своих бумагах. Боится ли она, что Гуидо узнает о разговоре? Это смешно – она никого не боится из них. Они для нее как куклы. Она не врет, но и не говорит правды.
И вдруг ему стало ясно – Лена одновременно не хочет и хочет, чтобы он совершил задуманное. Она сама не знает, хорошо это или плохо, возможно или нет, и чем все закончится. Именно поэтому такой уверенный, компетентный голос – от сомнений. Она не хочет вмешиваться – это ясно, но она знает, что без ее вмешательства ничего не выйдет. Он глянул на дверь и спросил:
– Домой еще не едешь? Могу подкинуть.
– А, да ты теперь на машине? Ну ты во всем оригинал, Коля. Прямо здесь паркуешься?
– Как когда. Сегодня просто на обочину съехал. А что?
– И диски до сих пор не сняли?
– Кому их здесь снимать?
– Найдется.
Через лесок Лена шла уверенно – на своих высоких каблуках, как в кроссовках. Николай с трудом угадывал, куда ступать, она заметила и хмыкнула:
– Я слишком быстро? Неприятное место, привыкла проходить быстро, не гулять же здесь… Одинокой девушке, знаешь ли…
Он хотел было спросить, как она обычно добирается, но не стал: он ждал, когда продолжится разговор о побеге Норы. Через занавесь ветвей уже виднелась дорога, поймал себя на том, что смотрит на диски, – на месте. Сели – захлопнулись дверцы. Лена осмотрелась в машине, словно прицениваясь. Он ждал, когда она начнет разговор, но она молчала. Приближались к городу.
– Я думаю, все-таки помощь Алекса не помешает, – сказал полувопросительно, слыша, как неестественно напряжен голос.
– Ну попробуй. Хотя я бы на твоем месте обошлась без него. Ты не знаешь, какие у него цели.
– А ты?
– Слушай, чего ты от меня ждешь? Делай что хочешь, организуй как хочешь. Я подстрахую.
– Или не подстрахуешь?
– Здесь меня уже где-нибудь выпустишь? – Она сошла, едва въехали в город.
Домой вернулся со странным чувством. Так долго мечтал пробиться, почти не надеялся – и пробился, и догнал. И сразу упустил по своей же вине. Нора так легко ускользнула от его слов, будто они и не встречались. Вроде бы принял окончательное решение и сообщил его всем, кому можно и нельзя, – но ничего не изменилось, и он по-прежнему не знает, каким должен быть его следующий шаг. Лена мелет свою серьезную чушь, а что делать, не говорит. Такое ощущение бывает, когда, честно уплатив, получаешь дешевую подделку вместо товара.
Поужинал: приходила мама, оставила в холодильнике мясо и картошку. Включил телевизор, увидел рекламу подсолнечного масла. Переключил на следующий канал, но и там ничего не было – ток-шоу, что ли, и он пошел по каналам дальше, но все это не касалось его главного, не касалось Норы, не давало ответа. Раздражало все сильнее, что Норы не касается ничего – ни на одном канале, ни на радио, ни в Интернете. Он уже переключал каналы, не обращая внимания на то, что показывают: интересное или скучное, умное или глупое, цветное или черно-белое, – палец на кнопке, мелькание пустых картинок и надежда, что среди них он сейчас увидит Нору. Возможно, она и мелькнула, когда он шел по третьему кругу, где-то между тридцать седьмым и сороковым каналом, длинная, с тяжелой головой-цветком и фарфорово-белым лицом, но он не мог заметить, потому что переключал быстрее и уже не ждал увидеть даже ее.
Он все еще менял каналы, когда комната озарилась яркими зелеными сполохами, так что на секунду он и вправду обрадовался подступившему чуду, – но сразу сообразил, что это салют в честь праздника то ли пива, то ли вина. Три месяца по городу висели размытые дождями афиши. Почему бы им не устроить праздник самогона? Синие блики. Глухой грохот. Он не мог слышать голосов, но ему казалось, что слышит – их разговоры, крики, радость. Весь город там, они все – он один здесь. Зэппинг[2] выравнивает настроение, но не лечит одиночества, которое вызывает Нора.
В какой момент это произошло? Приятели, мама, коллеги всё дальше, потому что он не может говорить с ними о своих планах, а о другом не хочет. Как будто какая-то дорога сначала разделилась на две полосы, потом между полосами легла сплошная, и вот-вот станут они отдельными дорогами и уведут в разные стороны. Леночка – последний его человек. Машет платочком на причале… Он рассмеялся картинке, на самом деле женщина с платочком на причале – случайный кадр из старого фильма, уже оставшийся несколько каналов назад. Был еще один человек, с которым можно поговорить обо всем этом. Николай выключил телевизор и взял свой мобильный телефон.