59 
— Надо к ней съездить, — решила я. Дорабелле, конечно, эта мысль пришлась по душе — там где-то рядом находился капитан Брент. Мне же просто хотелось немного побыть с Гретхен.
Гретхен чрезвычайно обрадовалась нашему приезду. Дом ее, снятый еще до войны, был удобен и уютен. Служанка помогала по хозяйству и следила за Хильдегардой, но у Гретхен все равно не было свободного времени. К тому же она так никогда и не узнает, что произошло с ее родителями.
Дорабелла была в прекрасном настроении: ее любовь с капитаном Брентом продолжалась и, думается, таинственность его деятельности еще более вдохновляла мою легкомысленную сестру.
Вскоре мы побывали у Доррингтонов, где нас тепло встретила миссис Доррингтон. Во время ужина неожиданно приехал Ричард.
— Услышав, что у нас гости, — сказал он матери, — я предпринял кое-какие шаги, и, как видите, это сработало. Как вам нравится военный Лондон? — спросил он нас.
— Необыкновенно! — воскликнула Дорабелла.
— А Виолетте?
— Так же, — ответила я. — Особенно сегодня вечером.
Мы много говорили и веселились. Ричард обратился ко мне:
— Если у меня будет свободное время, вы с Дорабеллой сходите со мной в театр?
Я ответила, что мы будем просто счастливы. Домой мы возвращались пешком, поскольку Гретхен жила неподалеку.
Ричард позвонил на следующий день. Он поинтересовался, как идут наши дела, а под конец сообщил, что во вторник будет свободен.
Отвечала Дорабелла — она всегда первой бросалась к телефону, так как думала, что звонит капитан Брент.
— Ричард спрашивает, можем ли мы пойти в театр во вторник. — Она лукаво посмотрела на меня и ответила в трубку: — Я не смогу. У меня дела, но Виолетта, как мне известно, свободна.
— У тебя во вторник свидание? — спросила я ее после.
— Не важно. Но ему бы хотелось, чтобы я оказалась занята. Не могла же я разочаровать беднягу.
— Откуда ты знаешь?
— Еще бы не знать. Вся проблема в том, что в тебе нет никакой… хм… чуткости. Он хочет быть с тобой, а не со всей твоей семьей. Я-то ведь все понимаю. Роль сопровождающего или непрошеного гостя не по мне.
— Ты идиотка.
— В некотором смысле может быть, но в таких делах я достаточно умна.
Вот так во вторник вечером я оказалась в театре с Ричардом. Не помню, как называлась пьеса, какая-то комедия. Но ясно помню, что зал был полон людьми в военной форме, от души хохотавшими над самыми плоскими шутками, как будто они решили посмеяться во что бы то ни стало.
Во втором акте на сцену вышел человек и сообщил, что объявлена воздушная тревога и что те, кто хотят покинуть театр, должны уйти тихо, без шума, чтобы не мешать тем, кто решил остаться.
Никто не ушел, и пьеса продолжалась, и только через сорок пять минут появился тот же человек и объявил, что опасность миновала.
После этого мы пошли в ресторан, где посетители веселились так же решительно, как и в театре. Нас почтительно — видимо благодаря форме Ричарда — провели к свободному столику.
Мы говорили о войне, о надеждах на близкую победу, о моих родителях и о его матери и Мэри Грейс.
Он сказал, что очень благодарен за то, что я сделала для его сестры. Она очень изменилась с тех пор, как нарисовала миниатюры для меня.
Ричард поинтересовался, по-прежнему ли мы храним их.
— Да. Они действительно хороши.
— Думаю, что Мэри настоящий художник, и никто не понимал этого, пока ты не сказала. И она изменилась, в ней появилась уверенность, которой девочке так не хватало прежде. Ты многое сделала для нее, и теперь она с удовольствием работает в том министерстве. Нам повезло, что Эдвард познакомил нас.
— Я волнуюсь за Гретхен.
— Бедняжка, боюсь, что она все время думает о своих родителях. Но это ведь естественно.
— Что с ними стало?
— Не хочу думать об этом. Мысль о том, что происходит с евреями в Германии, просто убивает меня. Уже одно это могло бы стать причиной для войны с ними. — Мы должны победить. — Победим, но какой ценой! Мне нравился Ричард. Он стал совсем другим, не таким, каким был до войны. Пропала куда-то его тогдашняя самоуверенность, он стал… не хотелось бы применять к нему слово «ранимый», но сейчас оно невольно пришло на ум. Казалось, он хочет что-то рассказать мне, что-то важное, что волновало его… Кажется, он хотел попросить помощи. Но этого не могло быть. Ричард был слишком уверен в себе. Когда мы расставались, он сказал: — На этой неделе мне удастся освободиться, а ты уезжаешь в Кэддингтон. — Ну, это не так далеко.
59 
