"Да, да. Вы устали."
Правильно. Какая разница. Я посмотрел на мое пальто и пожал плечами. Моя правая рука болела от того, что была сжата так крепко. Я неожиданно почувствовал усталость, психологическое и физическое истощение, и я стыдливо осознавал, что из всех нас я проделал меньше всего работы. Мужчины могут иметь бОльшие мышцы, бОльшие сердца и легкие, но женщины имеют выносливость, обычно больше решительности, и некоторое упорство, неуловимую железную волю, которая позволяет делать тяжелые вещи. Именно поэтому большинство ковенов являются матриархальными, поэтому линии в моей религии обычно идут от матери к дочери. Женщины обычно проводят самые трудные, наиболее сложные обряды, те, что длятся несколько дней, и те, что требуют определенной жестокости.
Я вздохнул и понял, что я пробивной, мое плечо задело дверную раму, когда я прошел. Ночной воздух разбудил меня, заставляя меня моргать и делать глубокие вдохи. Я застонал неслышно, когда увидел мое возмездие, синий пикап из ада. Женщина, имя которой я никогда не слышал, быстро зашагала к нему и протиснулась на сидение водителя. Я забрался на сидение пассажира, закрыл дверь и рефлексивно схватился за ручку двери.
Затем дверь дома открылась и резкий прямоугольник света наклонился через темный двор. "Подождите!" закричала женщина и подошла к нам. Она указала мне опустить стекло, но оно не опускалось, поэтому я открыл дверь. "Большое, большое спасибо сэр колдун" сказала женщина застенчиво. Я увидел, что это была пожилая женщина, которая была на кухне.
Я улыбнулся и кивнул, чувствуя себя некомфортно от того, что был открыто идентифицирован как таковой. "Не за что".
"Нет, нет. Вы помогли моей внучке" сказала она, и протянула мне пакет.
Любопытный, я раскрыл оберточную бумагу и обнаружил теплый каравай домашнего хлеба, а под ним что то вроде новой мужской фланелевой рубашки. Я был невероятно тронут. Тут же я отломил кусочек хлеба и надкусил его. Это было невероятно, и я закрыл глаза, откинулся на сидение грузовика и застонал. Женщина засмеялась. "Это очень, очень хорошо." сказал я с чувством. Затем я развернул рубашку и посмотрел на нее, как если бы для оценки ее качества. Наконец я кивнул и улыбнулся: она была более чем приемлемой. Женщина казалось испытывала облегчение и даже гордость от того, что я думал что ее подарок был прекрасным. "Я благодарю вас" сказал я формально, и она кивнула, затем накинула свою шаль на плечи и побежала в дом.
Не говоря ни слова, мой шофер завела двигатель и помчала нас вниз по грунтовой дороге, которую я даже не видел, но она очевидно знала наизусть. Придерживаясь одной рукой за дверную ручку, я был еще в состоянии разорвать куски теплого хлеба другой и съесть их. Я был счастлив — я проделал хорошую работу днем — и затем я вспомнил, что был там только потому, что Отца не было.
"Дэниел часто вам помогает?" спросил я, безжалостно искажая французскую грамматику.
Темные глаза женщины, казалось, стали более сдержанными.
Я двигался обратно в дом. "Как это?" Как это?
"Как это и не только" сказала она неуслужливо.
"Вы говорите по английски вообще?" спросил я, разочарованный.
Она наклонила на меня взгляд, и я подумал, что увидел проблеск юмора, промелькнувший на ее лице, как я вздрогнул, подпрыгнув на выбоине.
"Немного".
"Так Дэниэл помогает вам иногда?" спросил я своим нейтральным голосом Сикера. Как будто ответ не имел значения. Я смотрел из моего окна на темные деревья, которые мелькали, освещенные на время неровными фарами грузовика.
Кожа между ее бровей слегка нахмурилась. "Иногда". Она колебалась, затем, казалось, решилась. "Не так много сейчас. Не так много. Хорошие люди только тогда, когда в таком отчаянии. Как сегодня".
Каждый инстинкт Сикера ожил во мне. "Хорошие люди?"
Она отвернулась, потом сказала голосом, который я едва слышал над шумом двигателя, "Люди, которые не ходят в свете — они идут к колдуну гораздо чаще".
О, Богиня, пробормотал я про себя. Это не звучало хорошо. Мы оба молчали остаток пути. Она остановилась напротив дома отца, но не выключила двигатель.
"Благодарю" сказала она тихо, не улыбаясь. "Она моя дочь, вы помогли".
"Добро пожаловать". Тогда я вышел из грузовика, зная что я, вероятно, никогда не увижу ее, ее дочери, или ее новой внучки снова. Ее шины закрутили снежную грязь позади меня, когда я поднялся по ступенькам на крыльцо. Внутри, мой отец был там, в кухне, и ел мясо, поджаренное мною несколько часов назад. Он посмотрел, как будто удивился, увидев меня все еще здесь.