Я сочла, что неплохо справилась со своей задачей, и, не принимая во внимание предосудительное поведение, могла гордиться собой.
Да, я абсолютно изменилась. То, как я сумела поставить на место Джесси, лишний раз подтверждало мою уверенность в себе. Я четко определила ее положение в Эверсли. Но, конечно, я не могла осуждать отношения моего дядюшки с экономкой, ведь я уходила из его дома, чтобы заниматься любовью с человеком, которого знала от силы несколько недель.
Но я уезжала из Эверсли-корта. Вопрос был решен. Лишь лежа в объятиях Жерара, я могла мечтать о чем-то ином, но даже тогда я знала, что не смогу перечеркнуть прошлое. Я должна возвратиться домой и постараться забыть все. Я видела перед собой безрадостную жизнь, посвященную искуплению моих грехов. Они всегда будут преследовать меня, и я уже никогда не смогу быть счастлива.
Жерар неистовствовал. Время летело. До моего отъезда оставалось два дня. Грумы, которые должны были сопровождать меня, уже приехали в Эверсли и готовились к дороге домой.
Мы по-прежнему встречались с Жераром исступленно предаваясь любви. Безнадежность отношений заставляла нас быть особенно нежными и страстными.
За два дня до моего отъезда мы договорились встретиться в коттедже, который сделался местом наших свиданий. Я подъехала первая, и, как только приблизилась к домику, меня окликнули.
Но это был не Жерар.
Молодая женщина вышла ко мне из коттеджа.
— О, — сказала она, — так это вы госпожа из Эверсли.
Она сделала книксен и посмотрела на меня с уважением.
В первый момент я остолбенела, но быстро разобралась в ситуации. В домик въехали новые жильцы.
— Я увидела, что дверь открыта, — произнесла я.
— Да, как любезно с вашей стороны, что заметили это. Мы с Тедом очень рады, что получили место. После смерти старого Барнаби мы не могли и надеяться на это, но все так удачно получилось…
— Да, замечательно, — ответила я.
— Как же мы счастливы! А тут еще многое осталось. На прежнем месте мы жили весьма стесненно, а теперь мы будем сами себе хозяева. Не желаете ли взглянуть на верхние комнаты?
Она была так горда, что горела желанием все мне Показать. Я сказала, что зайду посмотреть.
Я прошла вслед за ней наверх. Теперь на окнах висели ситцевые нарядные занавески.
Она, проследив за моим взглядом, пояснила:
— Я повесила их сегодня утром. Они изменили всю комнату. А эта кровать здесь уже была. Правда, замечательно?
Я смотрела на кровать, на которой познала часы блаженства.
Снизу послышался шум. Я поняла, что это Жерар. Я поспешила к лестнице. Мне надо было первой заговорить с ним, чтобы он неосторожными словами не выдал нас.
— Кто здесь? — крикнула я. — Мне просто показывают коттедж.
Жерар стоял в маленькой комнате.
— О, это же монсеньор д'Обинье из Эндерби, — произнесла я. — Должно быть, вы, как и я, заинтересовались открытой дверью. Я беседую с новыми жильцами.
Он поклонился молоденькой женщине, которая вся зарделась от такого внимания.
— Прошу прощения за вторжение. Я увидел, что дверь открыта, и вспомнил, что в течение некоторого времени этот дом стоял пустым.
— Теперь его сдали нам, сэр.
— И она, и ее муж очень рады, что у них теперь есть собственный домик. Спасибо, что все показали мне.
Она снова сделала книксен и произнесла:
— Мое почтение.
Жерар поклонился мне, сказав:
— Прекрасная погода, не правда ли? — И мы разошлись в разные стороны.
Я поражалась его спокойствию, с которым он так легко вышел из положения. Я надеялась, что и у меня это получилось не хуже.
Мы оба едва не выдали себя. Но хорошенькая обитательница домика ничего не заподозрила. Она была так упоена собственным счастьем, что не обратила на нас особого внимания.
Отойдя не слишком далеко, Жерар развернулся и догнал меня.
— Итак, — сказал он, — мы лишились места для наших свиданий. А я уже привязался к этому дому.
— Было очень рискованно приходить сюда. Нас могли заметить в любой момент.
— Где же мы теперь будем встречаться? — спросил он. — Если ты действительно решилась покинуть меня в пятницу…
— Да, Жерар. Я должна.
— Завтра настанет наш последний день. Не знаю, как я смогу дальше жить без тебя?
— А как я буду без тебя?
— У тебя есть еще время передумать.
— Нет, это невозможно.
— Нет ничего невозможного.